О бедном вампире замолвите слово

Вампир на минуту замер, проследив, чтобы любимая покинула здание, и только когда закрылась входная дверь, понесся к перегородке. Захлебываясь в удушающем зловонии, врач чувствовал, что сознание оставляет его. Он бы упал, но чьи-то сильные руки подхватили его обмякшее тело. Кирп с трудом открыл глаза и помимо воли губы расплылись в улыбке.

— Сил… братишка… — прохрипел Кирпачек.

— Что тут у вас? Чем так пахнет? Приехал к брату, а он откинуться собрался, врачей полная больница, а ты тут обмороки устраиваешь?! — закричал Сил, встряхивая старшего брата.

В больнице по-прежнему было тихо, больные спали, возможно, в последний раз в своей жизни. Однако громкий смех глухих зомби, раскатами прогремевший по коридору, помог врачу встряхнуться. Он встал на ноги и, глянув в сторону кухни, успел крикнуть:

— Стой!!!

Окрик врача помешал зажечь спичку старому гному, собравшемуся покурить возле решетки. Гном, привыкший в шахте дышать чем угодно, только не воздухом, просто не заметил утечки газа. Старик вздрогнул, выронил коробок, и Кирпачек возблагодарил небо за то, что подземные гномы принципиально не пользуются зажигалками. Промедли врач всего мгновение, и половина дома взлетела б на воздух, а вторая половина выгорела бы прежде, чем подоспели пожарные.

На крик из подсобного помещения выбежала повариха и, учуяв запах, с перекошенным лицом кинулась закрывать баллон. Кирп, чувствуя, как слабеют ноги, сполз по стене, усевшись прямо на пол рядом с перепуганным коротышкой. Сил нагнулся над ним, схватил за плечи и, поставив на ноги, скомандовал:

— Быстро на воздух.

Кирпачек слабо улыбнулся и кивнул. Но покинуть больницу вампиры не успели: вторая повариха гремела кастрюлями у плиты и не слышала предупреждающего окрика. Чиркнула спичка, зашипело пламя, гудение зажженной конфорки перешло в глухой гул и — взрыв… Задрожали пол, стены, и Кирпачек провалился в темноту, успев подумать: «Смерть — это, оказывается, совсем не страшно».

Глава 13

Там

— Землетрясение? — предположил Эдик Дантес, обратив внимание на то, что стаканы за столе задребезжали.

— На Алтае? Трясет, — кивнул Дальский. — Старые горы обновляются, растут, так что это еще цветочки.

— Напрягают такие цветочки, — пробормотал Саша Пушкин, подобрав выпавший из рук карандаш.

— Светает, уже автобусы ходят. Домой пора. — Вера встала со стула.

Дантес тоже встал. Он хотел сказать, что проводит ее, но не успел. Дом будто сошел с ума. Толчок был так силен, что девушка, не удержавшись на ногах, полетела вперед. Эдик успел поймать ее, прижать к груди, но не устоял, и молодые люди упали на пол.

Раздался оглушительный хлопок, будто в кабинете разорвало снаряд. Дом снова тряхнуло. Вылетели стекла, с потолка посыпалась штукатурка. Дальский вцепился в стол и только поэтому не оказался на полу рядом с Пушкиным — тот как сидел на стуле, так и опрокинулся на спину.

Но все успокоилось так же быстро, как и началось. Только скрип покачивающейся люстры нарушал тишину.

— Кирпачек… — прошептала девушка.

— Сервиза… любимая… я нашел тебя… — с трудом разлепив глаза, выдохнул Эдик Дантес. Он лежал на спине, чувствуя под собой что-то твердое. Кажется, это была скатившаяся со стола банка из-под кильки. Вера Савич так и оставалась в его объятиях все это время. Черные волосы девушки припорошило известью, но Эдику Вера показалась такой красивой, что он не мог отвести взгляда. Они смотрели друг другу в глаза, и время остановилось для них. Этот миг узнавания, казалось, длился века. У обоих возникло такое чувство, будто они знакомы давным-давно.

— Эдик…

— Вера…

— Помнишь, как ты пиявок трескала? — проговорил Дантес, улыбаясь. Потом вдруг смутился, подумав: «Что я несу?», но девушка ответила.

— Помню, — прошептала она. — Такая гадость. Пойдем домой.

Они встали, взялись за руки и вышли, не обращая внимания на кашляющего Мамонта, на Сашу Пушкина, который пытался выбраться из-под горы бумаги, рухнувшей на него со шкафа.

— Ну и где живешь, вампирка?

— Вампирелла, — ответила девушка и, улыбнувшись, прошла к лестнице.

Эдик поспешил за ней. Спустившись на первый этаж, молодые люди услышали причитания уборщицы.

— Совсем поеты обнаглели! Устроили дебоши аж до разрушений, а я убирай… И как же тут теперь полы мыть? А зарплату не платют… — со слезами в голосе ворчала баба Нюся. Она сидела на первой ступеньке лестницы и едва не плакала, глядя на куски штукатурки, усыпавшей пол.

Молодые люди обошли старушку и остановились, с изумлением глядя на нее.

— Яграфья… — нерешительно произнес Дантес.

— Нашел Сервизку, — хмыкнула уборщица и, достав из сумки баночку грибов, открыла крышку. — Говорила же — в шкафу ищи…

Она засунула пальцы в банку, выудила крепенький опенок, с удовольствием надкусила грибочек.

— Баб Нюсь, вы что сейчас сказали? — спросил растерявшийся певец.

— А то и сказала, что вы тут начудили, а я убирай. А зарплату не платют, — ответила старушка и снова занялась грибами.

Молодые люди переглянулись, потом улыбнулись друг другу и поспешили прочь из этого странного дома.