О Бялике

"Всему свое время, и время всякой вещи под небом" — сказано у Экклезиаста. И еще сказано: "Восходит солнце и заходит солнце". Как солнце, взошел Бялик на небосводе ивритской поэзии, осветил и согрел людские сердца, гневом своих строк опалил души. Но шли годы. "Муза поэзии покинула меня", — жаловался он друзьям, а тем временем другие, молодые поэты сочиняли новые стихи. Из России они привезли халуцианский дух, честолюбие и имена своих кумиров — Маяковского и Есенина. "Агитатором, горланом, главарем" был у них поэт Авраам Шлионский. По праву молодости и таланта они хотели во что бы то ни стало утвердиться в ивритской поэзии. Выросшие на поэзии Бялика, они вызывали ее теперь на бой и ждали только удобного случая "сокрушить старье". Случай не замедлил представиться.

Весной 1927 года на сессии писательской организации Бялик заявил, что "иврит и идиш обручены на небесах и их не разлучить". Той же весной Бялик и еще несколько писателей дружески принимали гостей из Америки — писавших на идише прозаика Шалома Аша и поэта Переца Хиршбейна, которые в свое время начинали на иврите. Бялик говорил об органичной принадлежности идиша еврейской литературе. Его не хотели слушать даже друзья. И. Клаузнер, Б. Кацнельсон, Я. Фихман, У. Ц. Гринберг не просто отвернулись от него, они оказались по другую сторону баррикады. А несколько месяцев спустя Бялик выдвинул еще одну крамольную идею — открыть в Еврейском университете кафедру идиша. Во взрывоопасной обстановке того времени идею не просто не приняли — ее с негодованием отвергли.

Дело в том, что в те годы в Эрец-Исраэль шла настоящая битва за иврит. Идиш воспринимался и как язык галута, и как язык религиозных экстремистов (те травили Э. Бен-Иехуду за "осквернение святого языка"). Более того, идиш был объявлен единственным языком светских евреев, на нем говорили злейшие враги иврита и сионизма — последователи Евсекции и Бунда. Поэтому отношение к идишу сионистов Эрец-Исраэль было непримиримым и бескомпромиссным. Молодежь и подростки разбрасывали листовки с призывом: "Еврей, говори на иврите!", активисты из Отряда защитников языка требовали от людей на улицах: "Только иврит!" Бялик, говоривший с женой и друзьями на идише, не раз "попадался", его вызывали на товарищеские суды, подробности которых потом смаковали газеты.

Бялику не хотели прощать его симпатий к идишу, а молодым бунтарям от литературы этого казалось достаточным, чтобы сбросить национального поэта с пьедестала. Кампанию против Бялика начал журнал писательской организации "Ктувим", редакторами которого были Э. Штейнман и А. Шлионский. Кампания кончилась тем, что и Бялик вышел из организации, и журнал откололся от нее.

Вскоре, однако, писатели снова утвердили Бялика своим главой, а спустя несколько лет поэт опять дал повод к нападкам. Летом 1931 года в Базеле состоялся Семнадцатый сионистский конгресс, на котором присутствовал Бялик, а через несколько месяцев было опубликовано стихотворение "Я вновь увидел вас в бессилье". Дата и место написания отсылали читателя к конгрессу, на котором после ожесточенных дискуссий произошел раскол сионистской организации: Жаботинский и его сторонники покинули зал в знак протеста против позиции Вейцмана. Бялик сочувствовал Вейцману, и получилось, что еще один некогда близкий человек, переводчик его стихов, навсегда отдалился от него.

Шлионский не замедлил дать уничижающую оценку стихотворению "Я вновь увидел вас в бессилье": "Стихи как стихи. Как все стихи такого рода, т.е. стихи по случаю, которые и были бы восприняты как актуальные, не будь в них столько перепевов на темы давних стихов поэта, и не будь уже в нашей поэзии новых политических стихов большей силы. А так — натянуто и тривиально. И потому — слабо".

Так писал Шлионский, который со времени первой полемики с Бяликом успел завоевать авторитет ведущего поэта новой школы. Шлионский выступал с резкой критикой бяликовского поэтического направления. Он считал, что классические формы, "окаменелость" языка, взвешенность и рационализм стихов Бялика сковывают поэтическую экспрессию, тягу к созданию неологизмов, к свободным ритмам, к акцентному стиху. Шлионский и его окружение составили следующее после Бялика поэтическое поколение, в котором, кроме него самого, следует назвать таких замечательных поэтов, как Натан Альтерман и Леа Гольдберг.

Атака Шлионского вызвала не менее воинственные отклики приверженцев Бялика. Статьи "за" и статьи "против" появлялись в газетах и журналах одна за другой, а Шлионский подливал масла в огонь: "Пророков забрасывают камнями, а не носят на руках... Поклонение, которого Бялик удостоился не только со стороны писателей, но и со стороны широких масс, ставит под сомнение величие его таланта". Конфликт разрастался, литераторы разделились на два враждующих лагеря, и только Бялик молчал. Он не любил вражды; еще в Одессе он, бывало, повторял: "Бялик ни с кем не ссорится".