Надо отметить, что закон "О Счётной палате Российской Федерации" чётко и ясно определяет гласность в качестве одного из обязательных требований к деятельности Счётной палаты. Кроме того, существует ещё и закон о государственной тайне, содержащий чёткий перечень вопросов, данные по которым никоим образом не могут засекречиваться. И к числу таких данных, не подлежащих засекречиванию ни при каких условиях, относятся, в том числе, сведения о нарушениях закона при распоряжении средствами федерального бюджета. Таким образом, если все данные проверены и документально подтверждены, то у Счётной палаты не может быть ни оснований, ни даже права ограничивать доступ к информации о выявленных нарушениях закона и нанесённом государству ущербе. Что же заставило аудиторов предложить пойти на прямое нарушение закона?
Предположения здесь можно строить разные. Возможно, некоторые мои коллеги испытывали примерно такое чувство, которое может возникнуть у рыбака, поймавшего на удочку и нечаянно вытащившего на берег крокодила - не очень хочется, чтобы твой улов тебя съел. Выражение лица невольно становится виновато-вопросительным, и вся работа мысли сводится к одному вопросу: а нельзя ли как-то сделать так, как будто бы меня здесь не было?
НАРОД НЕ ПОЙМЁТ
Была и аргументация, но внятной её назвать трудно. Например, один из аудиторов заявил, что эту информацию нельзя предавать огласке потому, что народ ... не поймёт. В принципе, если бы речь шла о какой-либо из стран Запада, то, наверное, аудитор был бы прав: такую информацию там народ явно "не понял" бы так, что можно гражданину спокойненько и дальше продолжать сидеть и заниматься своими делами, в то время как власть его столь явно обворовывает... Но это, к сожалению, не про нас.
Дебаты на тему "пущать или не пущать" информацию вовне были весьма бурными. И то, сколь настойчиво некоторые из коллег сражались за спокойный сон ни о чём не ведающих граждан, даёт основания предполагать, что это был вопрос не только представлений о том, что народу полезно, а что нет, и даже не только вполне понятного испуга, но и какого-то существенного интереса. Хотя здесь мы можем лишь предполагать.
Мне пришлось председательствовать на этом заседании, так как председатель Палаты находился в отпуске. Как было вообще ставить вопрос на голосование - как можно в конституционном государственном органе голосовать за предложение нарушить закон? Но сторонники того, чтобы "не поднимать лишний шум", настаивали на голосовании. И тут один из аудиторов - П. Черноморд (выступавший против незаконного сокрытия данных) - предложил голосовать с поимённой фиксацией позиции. Таким образом, в протоколе этого заседания для истории сохранились итоги голосования членов Коллегии Счётной палаты Российской Федерации по вопросу о том, предоставлять ли обществу, в строгом соответствии с законом, информацию о выявленных и подтверждённых документально доселе невиданных по масштабам злоупотреблениях нашей власти, или, в нарушение закона, эти сведения сокрыть.
Вдумайтесь: каковы должны быть масштабы то ли испуга при виде выловленной добычи, то ли какого-то интереса, то ли ещё и "заботы о народе", чтобы даже при поимённом голосовании (против которого, разумеется, пытались возражать) большинство аудиторов Счётной палаты Российской Федерации проголосовали за нарушение закона и сокрытие информации!
Итак, мы получили коллизию. По закону о Счётной палате она должна действовать гласно. И по закону о гостайне никто не вправе засекречивать информацию о нарушениях закона при использовании бюджетных средств. Но по тому же закону о Счётной палате именно её Коллегия принимает решения по результатам каждого контрольного мероприятия. И в данном случае есть решение: результаты проверки - утвердить, но информацию обществу - не предоставлять.
ПУСТЬ НАРОД СНАЧАЛА УЗНАЕТ
Что делать? Судиться со Счётной палатой, заместителем председателя которой я являлся, пытаться в суде доказать незаконность решения? Но сколько на это уйдёт времени, каково будет давление Президента и Правительства на суд, и, соответственно, как поведёт себя наша судебная система? В лучшем случае можно рассчитывать на "работу" суда, аналогичную той, что наблюдалась в вышеописанной истории с незаконным засекречиванием информации Центробанком, то есть на длительную волокиту с неизвестным результатам (см. "Слушается дело..."). Но на тот момент (лето 1997 года) даже и такого опыта у нас ещё не было. Так что же делать?