О бочках меда и ложках дегтя

Если за шесть лет моей работы в Счетной палате мы выявили документально подтвержденного ущерба от злоупотреблений высших должностных лиц государства с федеральным бюджетом и госсобственностью на десятки миллиардов долларов (это при годовом федеральном бюджете 1999 года всего в двадцать миллиардов долларов), то применительно к нашим природным ресурсам за десятки лет разработки месторождений вероятный (при таком подходе — практически гарантированный) ущерб может исчисляться триллионами долларов!

Соответственно, вполне логично сравнить конкурсные процедуры на Западе и в России именно в одной из ключевых для нашей страны сфер — разработке месторождений полезных ископаемых.

Открываем любое извещение о проведении конкурса на предоставление прав на разработку участка недр в нашей стране и видим то же, что я описывал ранее применительно к конкурсу между банками за право быть «уполномоченным»: перечень переменных конкурсных параметров. И ни намека на то, как это будет сводиться воедино, что с чем будет сравниваться и по каким правилам будет определен победитель. Причем, среди переменных конкурсных параметров можно, как правило, встретить и такие, как «вклад в социально-экономическое развитие региона» и т.п. Кто же победит: тот, кто предложит больше бонус (разовый платеж, вносимый сразу при получении прав на разработку месторождения), или тот, кто пообещает больший «вклад»? Или тот, кто пообещает вклад меньше, но за первые три года? Или тот, кто предложит больше, но лет через пятнадцать? Нет ответа, и понятно почему — никто и не ставил цель сделать все ясным и прозрачным, и чтобы четкие условия конкурса жестко связывали руки конкурсной комиссии.[15]

Но есть еще и третья составляющая проблемы фиктивности конкурса, хотя, казалось бы, к самой процедуре проведения конкурса она отношения не имеет.

Предположим, что конкурс, в виде исключения, организован идеально и никаких лазеек для передачи заманчивого объекта именно «своим» не осталось. Представим себе даже (пока нам это представить совсем уж трудно), что и конкурентов под разнообразными предлогами от участия в конкурсе не отстраняют. Неужто месторождение или подряд достанутся тем, кто просто предложит лучшие условия? Да, именно так и будет. То есть конкурсный объект достанется не «своим»? Нет, зачем же — только «своим». Как, почему? Потому, что они предложат лучшие условия. Но если кто-то другой предложит условия еще лучше? Не предложит — уже заведомо невыгодно. А «своим» выгодно? «Своим» тоже невыгодно. Зачем же они тогда такие условия предлагают? Затем, что это только те, кто «с улицы», вынуждены будут конкурсные условия выполнять. В отношении же «своих» потом, когда конкурс и вся борьба за обладание лакомым объектом останутся в прошлом, ничто не мешает просто «не замечать» неисполнение конкурсных обязательств, а даже если и требовать их исполнения, тем не менее, санкций к нарушителям (включая лишение права исполнять подряд или лицензии на разработку месторождения)... не применять. В частности, как это было выявлено Счетной палатой, подобным образом нашим Правительством было допущено практически массовое уклонение от исполнения постприватизационных обязательств...

Конечно, строго говоря, последнее уже не относится к варианту законного права власти на произвол — речь идет уже о неисполнении должностными лицами органов власти своих обязанностей. Но во избежание опасности наказания, пусть на сегодняшний день и мифической, тем не менее, предусмотрена и вполне легальная возможность освобождения «своих» от требований выполнения условий конкурса — ничто не мешает спустя некоторое время после конкурса обязательства победителя перед государством «по взаимному согласию сторон» ... скорректировать.

Таким образом, право власти на произвол — это не какая-то одна случайная недоработка в законе, а целенаправленно и последовательно выстроенная система, на которой в значительной степени основан весь сегодняшний механизм государственного управления. И если власть этого права на произвол лишить, то кто же тогда будет работать в органах госвласти, если даже на вершине пирамиды, например, у министра зарплата — всего около трехсот долларов? Во всяком случае, так было на конец 2000-го года, и никаких официальных сообщений о повышении зарплаты с тех пор вроде бы не было...

Но нас в данном случае интересует не моральная сторона дела. И не облик министров, их заместителей, председателей конкурсных комиссий и их заместителей... и так до рядовых исполнителей. И даже не масштабы ущерба госсобственности, федеральному и региональным бюджетам. Нас интересует, прежде всего, наличие или отсутствие двигателя экономического развития — свободной рыночной конкуренции. И на приведенном примере мы видим, что конкурс у нас, даже там, где он формально предусмотрен, тем не менее, фактически не существует, так как является не более чем фарсом, прикрытием произвола. А где есть произвол — там нет места свободной конкуренции.