О Боге, Который превратился в ноль

Ленке с Адкой было без малого пятнадцать, когда Володька учился уже на втором курсе института. Адка знала Володьку, которого отец прислал завершать среднее образование в деревню, чтобы оценки в аттестате были получше, еще со школы, и имела с ним с тех пор какие-то дружеские отношения. Той осенью Володька, как обычно, приехал со своими сотоварищами в отцовский дом на озере отмечать свой день рождения. На этот раз они почему-то прибыли без женского сопровождения, и Володька сорганизовал Адку сорганизовать к ним в компанию на время празднования кого-нибудь постояще из деревенских. Адка, конечно, сказала Ленке, и они вместе сочли возможным пригласить еще двоих – Людку и Светку. Людка была на два года старше, телом хоть куда, нравилась всем мужчинам без исключения, сама их любила и в случае надобности и без надобности могла б сыграть роль громоотвода даже во время обычного у женщин: никогда ведь не знаешь, что у этих городских на уме. Светка была местной толстячкой. От нее всегда пахло потом, от чего она терпела много неудобств на танцах в школе, но ее смазливое личико было вне конкуренции на деревенском рынке женской красоты, – вот ее и пригласили.

Вместе с Володькой приехали Данька, Бонифат, которого все называли Боником, Сашок и Кирилл. За столом много шутили, рассказывали недвусмысленные истории и анекдоты и много смеялись. Данька решил блеснуть знанием поэзии и встал читать стихи.

– Есенин, – сказал он. – Мне бы женщину потную-потную, чтобы груди свисали до пят, чтобы морда была лошадиная и морщинистый розовый зад.

Деревенским было всё внове. Они ловили каждое слово и пытались запечатлеть в памяти каждое мгновение городской жизни.

– Главное – правильно провести свободное время, – поучал Сашок Ленку. – Нужно уметь расслабляться, чтобы ты мог почувствовать свои внутренние, глубоко сидящие в тебе потребности и реализовать их. Так ты освобождаешься от своей грязной энергии, которая скопилась в тебе за то время, когда тебе приходилось соблюдать общественные условности, и вбираешь в себя светлую энергию космоса, чистую, как сама природа.

– Мне б достоинство с километр… – кричал Данька, изображая теперь уже Маяковского, каким он его себе представлял.

– У вас тут хорошие места: лес, озеро, дом по уму – всё для цивильного отдыха, – продолжал Сашок. – Хочешь – грибы собирай, хочешь – рыбу лови. А вообще, мне в любви не везет. С кем ни сойдусь, они раза два попользуются мною и бегут на сторону в поисках новых ощущений. Разве ж это любовь?

Ленке стало жаль Сашка.

– … И попа с витрину продовольственного магазина… – декламировал Данька.

Боник, по правую руку которого сидела Ленка, а по левую – Кирилл, переключил свое внимание с Адки, занимавшей место напротив него, на Ленку и, не обращая внимания на Сашка, стал рассказывать:

– Иду я как-то вечером по нашей Дерибасовской, а навстречу мне две коровы валят. Я тогда только из ресторана вышел, и мне хорошо, как человеку, с пользой потратившему свои трудовые накопления. На небе – звезды горят, на улице – фонари светят: всё, как и должно быть на картинке. Но главное, что настроение хорошее. А навстречу мне – две коровы валят. Не, ну животные натуральные: рубль с тротуара поднять не смогут, чтоб своих достоинств не засветить. Я им говорю: «Здравствуйте, девочки». А они мне: «Где ты был, мальчик, когда мы девочками были?» Ясный перец, кого-то ждут, раз я им не нужен. Но зачем же человеку настроение портить? Так что, девочки, не ходите в город: они там все такие, добру вас не научат. А что такое женщина? Женщина – это такая форма существования материи, которая делает мужчину выше, шире и длиннее себя самого. А если какая-то женская особь делает тебя ниже, уже и короче, то это уже не особь, а переходная форма от женщины к самке обезьяны.

Боник обхватил Ленку за талию, и она ненароком подалась к нему. Он приблизил свои губы к ее уху и не так громко заговорил:

– Насколько приятнее видеть женщину в легком просторном платьице, будоражащем фантазию мужчины…

Ленка ухватилась за край своего платья и попыталась натянуть его на коленки.

– … под которым никак не спрятать ножки такой изумительной красоты, что тебе приходится то и дело отводить от них взгляд, чтобы хоть немного отдышаться. А эти щечки, залитые краской стыда, лучше всяких слов говорят тебе о том, что ты смотришь на чистую сердцем непорочную женщину, а не на переходную форму от человека к прелюбодейному куску человеческого мяса. Вот когда мужчина ощущает себя выше Эйфелевой башни, шире Тихого океана и длиннее экватора Земли.

Боник приблизил свой нос к Ленкиным волосам, глубоко вдохнул и зашептал: