И от смеха надо мной валятся на скамейки. А деда Коля еле слышно говорит:
– Ты хочешь так научиться?
Еще не успокоившись от такого зрелища, я вскакиваю. Глаза – все еще навыкате. Говорю, но уже без одышки:
– Да! Хочу!! Очень хочу!!! Очень, очень сильно хочу!!!
Бабки поднимаются с лавок, а деда Коля их спрашивает:
– Ну, что, бабки, научим его так двигаться?
А они, словно сговорившись, отвечают в один голос:
– Такого упрямого?!! Такого упертого?!! Не знай!! Не знай!
– Я буду слушаться вас! – умоляю я их. – Все, что скажите, буду делать!
А деда Коля говорит:
– Ну что ж, проверим?
– Проверим! Проверим! – в один голос отвечают ему бабки и дальше спрашивают деда Колю также хором и очень важно, словно делают мне одолжение:
– Ну что ж, начнем?!
– Начнем, – проговаривает деда Коля.
– Ну, теперь держись! – угрожают мне и смотрят на меня колючим да игривым взглядом бабки.
Я приободряюсь и с игривостью принимаю вызов стариков. И уверенным да твердым голосом отвечаю:
– Держусь!
Деда Коля делает жест, словно берет в руки свиток и торжественно зачитывает условия нашего соглашения:
– Для того чтобы научиться так двигаться, необходимо научиться слышать, в первую очередь, самого себя и того, кто находится в тебе! Принимается?!
– Да! – отвечаю я так, словно принимаю клятву.
– Так!.. Дальше! Необходимо быть предельно внимательным как к окружающим, так и к себе! Принимается?!
– Да! Принимается!
– Дальше! Прикладывать к себе, к своей душе информацию, которую мы тебе даем! Принимается?!
– … П-при-инимается! – чуть не захлебнувшись слюной, произношу я гордо и торжественно.
– Дальше! На вопросы, которые мы тебе задаем, выпускать ответ из себя и называть имена тех, кто тобой в этот момент управляет! Принимается?!
– Да, принимается выпускать из себя то, что идет, даже злость или принятые мной решения!
Деда Коля удивляется этому моему ответу, и дальше его голос как-то стихает. Но он продолжает говорить, хоть и с оглядкой на меня:
– Пропускать звуки, слова, мысли и движение мира через себя! Принимается?!
– Да!
– Задавать себе вопросы и выпускать из себя ответы!
– Принимается!
– Освобождаться от злобы, гнева и ненависти!
– Да!
– Очищать плоть и душу от любой боли, что в тебе есть!
– Принимается!
– Раскрывать в себе жизненные силы и открывать в себе свои возможности, а они безграничны!
– Принимается!
– Принимать то, что на первый взгляд кажется невозможным – только возможным!
И тут я выдыхаюсь…
– Нет!!! Этого я принять не могу! Вы, порой, делаете то, что меня пугает, или нечто такое, что моему уму непостижимо. А это меня сбивает с толку.
Деда Коля, смеясь, поддевает меня:
– Бабки, у него штаны кончились! Да и порох в пороховницах!
Это меня цепляет. И очень больно. И я кричу:
– Нет! То, что я иной раз делаю в штаны, не говорит о том, что я сдался!
А дед, подзадоривая меня, продолжает в том же тоне:
– А что же тогда?! Ты струсил?!
И смеется! Да так раскатисто, что стены дома дребезжат и стекла из рам вылетают!
– Он струсил! Ха-ха-ха! Он струсил! – передергивают меня баба Аня и тетя Наиля.
Я не выдерживаю такого напора и ору во весь голос, сколько есть сил:
– Принимаю! Принимаю! Вы слышите меня, я принимаю вызов!
А у самого слезы идут, дыхание учащается, и сердце стучит – вот-вот выскочит.
Дед замолкает и смотрит на меня какими-то идиотскими глазами, словно не понимает, что здесь происходит. И спрашивает бабок:
– Вы что-нибудь увидели: что здесь сейчас произошло?
– Нет. Мы и не сомневались в нем.
– И я не сомневался. Сынок, а с чего ты взял, что мы тебе не верим?
– Я не говорил, что вы мне не верите.
– А-а-а… Значит, это мне показалось. Бабки, значит и вам это показалось, – строго говорит дед и перекрещивается смеха ради. А те, как мышата в клетке перед хозяином, вытягиваются, виновато прищуриваются и тоже перекрещиваются, кивая головой: мол, мы все поняли, больше так не будем.
– Нам послышалось. Померещилось, – говорят.
Пошутив немного, мы все усаживаемся на свои места.
И деда Коля осторожно меня спрашивает:
– Ты готов дальше к разговору?
– Да. Пожалуй.
– Прекрасно. Итак, то, что мешает тебе двигаться так, как я – это боль?
– Да.
– Хочешь от нее избавиться?
– Да!
– Чтобы ее убрать, необходимо знать, что такое боль, как она рождается, как развивается, необходимо увидеть ее проявления и повадки.
– Как охотник? – спрашиваю я. – Ведь он вначале изучает жизнь зверя, затем выслеживает его, а только потом убивает.
– Да, почти так же, только не совсем. Охотник принимает дары природы, чтобы жить, точно так же, как и ты убираешь боль, чтобы жить. А внешне смотрится, что он убивает. И при том заметь: охотник принимает в дар не каждого зверя подряд, а только некоторых, чтобы не нарушать баланс развития животного мира, установленный природой, тех, которым одаривает его природа. А ты убираешь и необходимо убирать каждую боль так, чтобы она больше не возвращалась к тебе. Это ясно?
– Да.
– Ты знаешь, что такое боль?
– Конечно.
– И что это такое?