О Борисе. И — не только…

Создание сильного звена требует присутствия трех факторов. Во-первых, наличия хоккеистов, которые понимают игру в целом. Во-вторых, чувствуют друг друга. И, наконец, отличаются определенной техникой катания и владения клюшкой и шайбой. Это и есть тарасовский хоккей. Вот у Бориса как раз всё и присутствовало в полном объеме. Та же техника владения клюшкой — поразительна, необъяснимо фантастическая. Я даже не помню, когда, выходя один на один, он не забивал гол. Против него вратарям очень сложно приходилось играть. Все непредсказуемо! Такое ощущение, что он сам не знал, что делает. А если он не знает, что будет делать, то голкипер тем более не в состоянии догадаться…

Анатолий Владимирович Тарасов оценивал ситуацию в развитии. «Хоккеист, например, не пошел обыгрывать защитника, а рванулся в угол. Это — просто. В угол тебя запускают, поскольку оттуда голы не забиваются. Голы забиваются с ближнего и дальнего «пятака». Куда не пускают. Вот вы туда и рвитесь!».

Конечно, в игре всякое бывает. И когда ты ушел в угол вместо попытки переиграть защитника, от главного тренера не услышишь никакого мата, никакого оскорбления. Тарасов находил совсем иное, тонко-язвительное: «Молодой человек! Вы сейчас — предсказуемы. Вы читались, как открытая книга. У вас не было ни ума, ни хитрости. Все трибуны видели, что вы собирались сделать. Вами стали управлять. Вас пустили в угол — вы туда и поехали. У вас нет импровизации. Вы — предсказуемы. Вам пирожками торговать на вокзале, а не в хоккей играть».

Александров же в углы особо-то не лазил. Его цель — броски по воротам соперника. Поэтому Борька шел в обводку. В жесткую. Да, его могли и ударить, и даже травмы нанести. Ну и что?! Он играл в хоккей, не имитируя игру, а отдаваясь ей душой и телом. Единственное, конечно, требование у Тарасова — когда ты идешь в обводку и теряешь шайбу, то ты её и отнимаешь.

Используя свои сильные индивидуальные качества, Борис оставался при этом игроком командным. Мог идти в одного, в двух противников, в обводку, и уже (третьим глазом, что ли?!) видел, что перспектива будет у партнера. И он обязательно играет на него! Александров действовал по ситуации и на предвидении. Его рывки — непредсказуемы, пасы — толковые, броски — неожиданные. А уж как по-змеиному он проскальзывал сквозь оборону — это нужно было видеть воочию. Словом, рвался туда, где забивают голы. Я это знаю по себе, поскольку играл не только с ним в одной команде, одном звене, но и против него. Кстати, я затрудняюсь ответить, кто на поле меньше доставлял хлопот сопернику, Харламов или Александров. Да, Харламов блистал виртуозной отточенностью. Борис же опасен другим — своей дерзостью, бескомпромиссностью. У Валерия не было такого. Он хитрое что-то творил, тонкое… Борис же — как боевая машина пехоты. Если она пошла, то пошла. Вот здесь надо следить за ним. За разными штучками клюшкой, шайбой и коньками, силовым напором. Стартовая скорость мощная. Показывает, что вроде бы в угол уходит. Ногами и руками показывает! А уходит… в центр! И сразу, без промедления, неожиданный бросок. Причем щелчок-то приличный. Ведь практически каждый день набивали руки бросками шайбы. Летом, к примеру, за тренировку с фанеры «стреляли» шайбой по 500-1000 раз…

ТАЙМ-АУТ!

Остановись, время! Но запомните: это время — для официального протокола.

Лаконичное.

Констатирующее.

Категоричное.

И не всегда со стороны понятное. «Играем по варианту… И точка!».

Как бабочку на огонек манит нас вот эта неизвестность зазеркалья. Мы, сидя на трибунах, видим, что в сгруппировавшейся вокруг главного тренера команде происходит нечто. На наших глазах ломают характеры и подходы, требуют жертвенности и максимального риска, посылают, как в последний бой.

К сожалению, мы не слышим фраз. Однако ж как выразительны мимика и жесты…

Так давайте приблизимся и заглянем в таинство зазеркалья!

Ну, что? Рискнем?

***

Бари Алехандрову везло с рождения. Именно он, а не его сестра, стал любимчиком семьи. Всё дозволялось. Возможно, оттого, что Хромой Черт увидел в рождении сына некий знак или сокрытый от всех смысл. Ведь в мясорубке войны Алехандров-старший жизни не лишился, хотя оставил стопу на операционном столе фронтового госпиталя. С ночными болями и последующими операциями научился бороться по традиционной привычке всех фронтовиков: «наркомовские сто граммов». Норму правда, увеличил до скандально-бытовой.

Год за годом схема жизни одна: работа, дом, плотный ужин с возлиянием. Летними вечерами, в праздники и в выходные дни расслабление во дворе с теми, кто хлебнул лиха. Крепкие на обороты споры, героические воспоминания и… И, конечно, «добавления». А утром все сначала…