О чем думала королева? (сборник)

И не знал он при этом, что сказал сейчас то, что содержит больше смысла, чем вся их с Мотей словесная дуэль…

Глава V Американская катастрофа

Но по странному устройству вещей,

всегда ничтожные причины родили

великие следствия, и наоборот –

великие предприятия оканчивались

ничтожными следствиями.

Н.В. Гоголь

В первый же день своего пребывания в Юго-Западном исследовательском институте Мотя попал на церемонию вручения свидетельства о присвоении имени руководителя лаборатории Алана Стерна недавно открытому астероиду. На небе теперь появилась новая планета – Стерн.

И вот тут, среди друзей и единомышленников, но все-таки на официальной церемонии, Алан впервые публично объявил о том, что друзья и единомышленники знали уже давно – он мечтает попасть в царство Плутона при жизни, как уже попал при жизни на небо.

Торжество, по американскому обыкновению, быстро перешло в дружескую пирушку, и кто-то из присутствующих спросил, а зачем все это нужно, и что мы будем иметь в результате «с этого гуся». Стерн ответил, что «изучение Плутона и пояса Койпера – это что-то вроде археологических раскопок, где мы можем почерпнуть информацию о формировании планет». И добавил:

– А в астрономической археологии лавры Шлимана пока никто не примерял. И мне подумалось – если не я, то кто же?

И группа начала работать над проектом миссии к Плутону «Новые горизонты», а Мотя – изучать особенности греческой мифологии, связанные с Плутоном и его окружением.

И, конечно, русский язык и русская поэзия – теперь он не мог без них. Конечно, Пушкин, Лермонтов, Некрасов. Но и «серебряный век», и современная поэзия! А вот это стихотворение Н.Гумилева Мотя просто считал фрактальным геном своего нынешнего состояния:

Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губах трепетало последнее слово,
Что-то ярко светило – фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.

Я так часто бросал испытующий взор

И так много встречал отвечающих взоров,
Одиссеев во мгле пароходных контор,
Агамемнонов между трактирных маркеров.

Так в далекой Сибири, где плачет пурга,

Застывают в серебряных льдах мастодонты,
Их глухая тоска там колышет снега,
Красной кровью – ведь их – зажжены горизонты.

Я печален от книги, томлюсь от луны,

Может быть, мне совсем и не надо героя,
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.

Так прошло три месяца. Компьютер, библиотека, встречи со Стерном, изучение русского языка, Катины письма по Интернету и, изредка, ее телефонные звонки – вот и все, что составляло жизнь Моти.

Да еще музыка. Он слушал записи классики, интуитивно выбирая то, что помогало ему преодолеть комплекс «одиночества на чужбине». Мотя и не знал, что, оказывается, американский ученый, создатель музыкальной фармакологии Роберт Шофлер, предписывал с лечебной целью слушать все симфонии Чайковского и увертюры Моцарта, а по мнению французских ученых прослушивание «Дафниса и Хлои» Равеля может быть прописано лицам, страдающим алкоголизмом. Нет, алкоголизмом Мотя не страдал, но слушал Равеля с удовольствием. Может быть, для профилактики?..

Казалось, что так все и будет продолжаться еще год, после чего нужно будет решать, что делать дальше.

Однако судьба распорядилась иначе…

Это был, в общем-то, просто очередной рабочий семинар, на котором обсуждались вопросы энергоснабжения станции. Правда, на нем присутствовал корреспондент Ассошиэйтед Пресс, который отслеживал этот проект, но ничего сенсационного от этого обсуждения Мотя не ждал.

В целом было ясно, что энергетической основой всего проекта мог быть только изотопный термоэлектрический генератор на плутонии. В далеких от Солнца областях никакие фотоэлементы разумных размеров не обеспечили бы космический аппарат энергией, а энергоисточники на других радиоактивных изотопах своим гамма-излучением могли испортить аппаратуру. И только у плутония-238 все было «в порядке» – 10–12 килограммов его диоксида могли дать почти 200 ватт, потребных для всех приборов в течение 20 лет работы станции.

Гамма-излучение было при этом столь слабым, что избежать опасности оказалось просто – решили вынести контейнер с плутонием на штанге в 2–3 метра длиной. Это обеспечивало вполне приемлемую надежность.