О чем думала королева? (сборник)

В этой песне есть и магнитные, и световые и даже акустические мелодические фразы. И в последнее время акустика планет и звезд стала все больше привлекать внимание астрономов. От холодного, ровного, водопадного шума в атмосфере Титана до симфонии тибетских мотивов и фантазий «а-ля Имма Сумак» венгерского астронома Золтана Колача, познакомившего нас с акустикой переменных звезд.

И Филет демонстрирует эти мелодии музыки сфер: «И казалось, будто слышишь разом поющих несколько флейт: так звучно играла свирель. Понемногу силу снижая, он перешел к напевам понежнее. С великим искусством он показал, как следует стадо пасти под разный напев…»

Обо всем этом он писал Стерну и обсуждал с ним стратегию дальнейшего анализа романа.

Но было в его работе и то, о чем он не говорил никому. Он был потрясен тем, что текст «Дафниса и Хлои» однозначно подтверждал правило фрактального подобия квантовой истории по отношению к ним с Катей.

Первый раз он подумал об этом, когда встретил в тексте имя Доркона. Решив проверить, насколько часто встречается это имя, он нашел только, что Доркон был отцом некоей Бострихи, подозреваемой в краже денег в IV веке до н. э., Дорконом звали убитую в бою в 617 году лошадь персидского царя Хозроя, тогда же, в первой половине VII века, это имя встречается в книгах уроженца Египта Феофилакта Симокатта и, наконец, Дорконом называется современная российская фирма, производящая профессиональные системы орошения.

И вот имя, возникающее в истории с периодом в 1–2 тысячи лет, оказалось принадлежащим человеку, столь сильно повлиявшему на их судьбу! И описание поступков Доркона у Лонга поразительно напоминало то, свидетелем чего был сам Мотя в жизни…

Это значит, что Мотя нашел тот ген «универсумного генетического кода», который оказался общим для ветви мультиверса «Дафниса и Хлои» и сегодняшней реальности Кати и Моти!

И Мотя, конечно же, быстро определил, кто из персонажей романа соответствует Плутону и Харону. Его анализ показал, что оба определяются вполне однозначно.

Плутон в тексте представлен Дионисофаном, владельцем той «рощи», которая, как уже понял Мотя, являлась отражением пояса Койпера. И было сказано о нем: «Был он богат, как немногие, и благороден душой, как никто». Что касается богатств, то это очевидно – пояс Койпера содержит их во множестве и во всех смыслах – и материальные, в виде вещества многочисленных своих объектов, и интеллектуальные – загадки происхождения, структуры и взаимодействий этих тел.

А вот благородство его души Мотя обнаружил в том, как Дионисофан-Плутон приобрел главного своего спутника – Харона. Согласно тексту, Дионисофан собрал на пир всех самых богатых своих сограждан (наиболее массивные объекты пояса Койпера, говоря современным астрономическим языком) и по тому, кто согласился считать своими «браслеты чистого золота» выбрал себе спутника. «Никто не признал их, только Мегакл, возлежавший на верхнем конце стола, – ибо был он стар…»

Браслеты из чистого золота – это метафора тесной связи. А расстояние между Плутоном и Хароном – всего 20 тысяч километров – значение уникально малое для планет и их спутников в Солнечной системе.

И очень важным является указание на «старость» Мегакла-Харона. Оно подтвердилось, когда было установлено, что Плутон и Харон имеют совершенно различный химический состав и не могут представлять собой результат распада когда-то единого небесного тела. Харон, прежде чем стать спутником Плутона, прожил свою, долгую и своеобразную жизнь…

После этого Моте стало ясно, что обнаруженный им изоморфизм требует, чтобы у Плутона и Харона были и еще спутники. По меньшей мере, два – Дафнис и Хлоя, их дети. И он сообщил об этом Стерну.

Стерн отнесся к этому предсказанию очень серьезно и сумел убедить руководство НАСА провести специальный поиск новых спутников Плутона с помощью орбитального телескопа имени Хаббла.

И каково же было Мотино торжество, когда на лентах информационных агентств появилось сообщение пресс-службы НАСА: «В ходе наблюдений за девятой планетой Солнечной системы Плутоном с помощью космического телескопа Хаббл, исследователи получили информацию, что Плутон может иметь не один, а три спутника».

Так сбылось предсказание Кати о Мотиной «лепте» в проекте Стерна…

Но эта лепта оказалась последней – больше Мотя на связь со Стерном не выходил. Это не было следствием его «творческого кризиса».

Конечно, иногда, в неизбежные у всякого моменты тягостных сомнений, Мотя думал о том, что он слишком оптимистично подходил к возможности найти еще что-то новое в уже почти выученном наизусть тексте.

Раз в сто лет, говорят, расцветает столетник-алоэ,
Мы, скорее всего, никогда не увидим цветы.
И блуждают в ночи одинокие Дафнис и Хлоя,
И вовеки не вырваться им из слепой темноты.