О чем говорят камни

–Як буду– то моя забота—буркнул я—коли припозднюсь, и отпрысками обрастешь, не беда, возьму и такой, а станешь язвить, отпрысков на глазах твоих порежу…

Ксения побледнела, вскинула подбородок, и ничего более не ответив отвернулась…

–Не умеешь ты с женщинами разговаривать, грубый больно—сказал Саид, которого со мною выкупили, и вели в Лусену—учись пока я жив, запоминай: «Свет очей моих, мое сердце томится, подобно коршуну, запертому в клеть, когда ты далеко…»

–Заткнись уже, свет очей моих—огрызнулся я—какие мои годы, научусь еще, но сперва надо обдумать, как мужиком вообще остаться…

Пока шли, вызнавал о житии-бытии евреев в халифате.

Выяснил, что люди они арабам дюже полезные, ибо ведают денежными делами, каковыми мусульманам Аллах запретил заниматься, но за веру их юдейскую не сильно жалуют…терпят…

Выяснил также, что если раб примет ислам, то не раб он уже вовсе. Это хорошо, врать я мастак, приму ислам, а то, что душа в крестах останется, так то одному мне ведомо будет…

Добрались до Лусены. В сам город не пустили, мол нельзя иноверцам в юдейский град вступать, а дом, где яйца карнают, стоял за крепостной стеной…

–Тебя Костоломом кличут?—обратился ко мне яйкикарнатель средних лет Абрам бен Хирам..

–Меня—ответил.

–Что означает прозвище твое?

–Друг, означает—говорю—слышь Абрам,....я привет привез тебе с Руси…

–От кого—удивился Абрам.

–От хазарина Пучкая, из юдейского землячества в Киеве…

–Не знаю Пучкая, я вообще там никого не знаю..

–Зато Пучкай тебя знает, говорит, что ты лучший медик халифата, оскопляешь качественно, рабы от твоей руки редко дохнут…

–Брешешь Костолом…—усмехнулся Абрам.

–Верить мне, аль не верить-дело твое, вот только Пучкай просил передать тебе, что хазарское землячество в Киеве обеспокоено тем, как их брата в халифате притесняют....помощь вам предлагают..

–Какую-такую помощь?

Я гордо ударил кулаком себе в грудь:

–Направил Пучкай меня в твои края шпионить для еврейства у арабов…

–Этого в первую очередь на стол—скомандовал Абрам своим подручным, указуя на меня…

–Да не кипятись ты так Абрам—говорю, а у самого от страха душа в пятки ушла—коли яйца не обрежешь, лучшим соглядатаем стану для тебя и тваго народа в гареме, или куда там меня заслать хотят…

–На стол его—повторил Абрам.

Привязали меня к столу.

–Всем выйти—скомандовал Абрам помощникам, а когда они ушли, обратился снова ко мне:

–Брешешь неумело, но красиво, я оценил, а яйца у нас уже лет десять как не режут, стягиваем мошонку сыромятным ремнем, и станешь ты кастратом при всех твоих внешних мужских причендалах…

–Подумай еще раз—говорю ему—чего ты теряешь? Коли правду говорю, то будет от меня польза великая, а коли нет, останешься при своих…

Абрам деловито вытащил из торбы сыромятный ремень и сказал:

–Я пропитал его в растворе, который сам изобрел....высыхая, ремень не будет стягиваться слишком сильно…мужиком останешься, но клеймо кастрата я на тебе все же поставлю…

–И на том спасибо—облегченно выдохнул я—куда меня потом?..в гарем?

–В гаремах маленьких да нежных мальчиков жалуют—засмеялся Абрам—на кой ты там сдался такой большой и опасный.....обучат тебя воинскому исссскуссству в Кордове, и в гвардию халифа определят,…при хаджибе Альмансоре брат наш визирем состоит, будешь через него связь со мною держать....

Глава 4. ПРИБЫТИЕ В КОРДОВУ

Серая птица с красным хвостом выпорхнула из оконца длиииинного приземистого дома, села на землю, попила из лужи, и деловито прошагала к дремлющему возле будки цепному псу.

–Гав!—рявкнула птица в рваное ухо собаке.

–Р-р-р—ответила псина(перевод—отвали)

Птица отвалила, перемахнула через высокий каменный забор дворца халифа, и уселась на ветке стройного векового кипариса, оказавшись рядом с дремлющим петухом. Куры, фазаны и павлины ночью спали на кипарисах, опасаясь котов и прожорливых евнухов… .. Серая птица затаилась…

Забрезжил рассвет.

Свет восходящего солнца залил покрытые ярко желтым песком дорожки сада, окрасил на мгновенье водяные струи фонтана в красный цвет, и мягко осветил цветы белого ибискуса, придав им розовый оттенок…

Фатима—первая жена халифа Хишама Второго, страдавшая бессонницей, вышла в сад почитать недавно написанный Бруно Памплонским рыцарский роман. Книга, переведенная на арабский язык почтенным Абу Маликом, была тщательно отредактированна, лишена христианских вольностей, и все имена и названия заменены на мусульманские, и в том месте повествования, где доблестный христианский рыцарь повергает мавританского витязя, роли сменились с точностью до наоборот.

Женщина уселась на край каменной чаши с фонтаном, вальяжно потянулась,в предвкушении приятного чтения раскрыла книгу, как вдруг, заметила по правую руку от себя белого, как мраморная чаша фонтана кота, доедающего цыпленка…

–Уффф—скорчила брезгливую гримаску Фатима, и небрежно смахнула кота в воду…

Кот визгливо мяфкнул, выбираясь из фонтана, и обиженно косящийся на Фатиму побежал во дворец в поисках тапок первой жены халифа…

Кошачий мяф услыхала серая птица на кипарисе, и будто оправившись от оцепенения прокричала: