О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта

…Мы планировали задействовать сотрудников охранного агентства из Сараево в том числе и при перетаскивании снятого грунта, но раз вышло так, как вышло, то нам оставалось только порадоваться, что тела были погребены всего под полуметровым слоем земли. Даже без посторонней помощи (хотя, конечно, благодаря саперам, которые в первый день вызвались таскать землю, мы значительно ускорились) мы работали весьма эффективно. Мы сбрасывали почву вниз по склону, а вечером ее увозили. Вскоре выяснилось, что хотя тела здесь лежат всего в один или два слоя, захоронены они по всей ширине склона холма. Мы решили вначале обнажить весь верхний слой, а затем приступать к эксгумации. Уже на этом этапе стало понятно, что здесь лежат сплошь мужчины и мальчики. Работая на могиле, я вспоминала Кибуе: такая же влажность и жара, вездесущие мухи, холмистая местность. Воспоминания были яркими – может, потому, что я вновь работала на могиле. Здесь подобные воспоминания уместны. У себя дома, где чисто и тепло, вряд ли будешь думать о человеческих останках, трупном смраде и грязи. Незачем тащить могилу в свой дом.

Глава 11 Я здесь просто работаю

Если говорить о моей жизни в Кэмп-Лизе, то со временем я полностью обвыклась и чувствовала себя комфортно. Я узнала, где и что находится, а солдаты не проявляли к нам и нашим делам никакого интереса, за исключением, пожалуй, одного, выказавшего желание серьезно обсудить наше с ним общее еврейское культурное наследие, а также мое особое положение, которое давала мне моя работа с мертвыми, – это именно та тема, которую трудно обсуждать, когда вы работаете с мертвыми. Вечера я обычно проводила, сидя возле своего контейнера и наслаждаясь закатными видами.

Следующие два месяца мое настроение прыгало из одной крайности в другую: с одной стороны, меня расстраивало, что наша когда-то сплоченная команда стала теперь иерархичной структурой, но с другой – воодушевляло, что вновь работаю «в поле». Девять часов за расчисткой земли на могиле, сортировкой человеческих костей и упаковкой их в мешки были для меня приятным и приносящим удовлетворение временем. Каждый раз, когда меня начинала раздражать вся эта непонятная «политика руководства», я вспоминала о том, что делаю, и понимала, что моя работа – единственная причина, по которой я терплю обращение с собой как с «просто работником». Увы, всему есть предел, и моему терпению тоже, и в этой миссии я, как акробат, балансировала на грани между «работать во что бы то ни стало» и «послать все к черту». Впрочем, была от этого всего и польза: я четко понимала, что меня не устраивает, и придумывала, как это можно изменить. В будущем, когда я руководила работами в косовском морге Международного трибунала по Югославии, мои идеи очень пригодились.

Очень многое сглаживали мои новые коллеги. Бекки Сондерс показала себя превосходным археологом и именно тем человеком, который способен руководить раскопками: она не поддавалась стрессу, умела делегировать полномочия и всегда была позитивно настроена. Дороти Галлахер я прозвала Незаменимой, потому что она успела поработать везде: начав с земляных работ, она постепенно взвалила на себя всю антропологическую документацию (включая ведение полевых остеологических записей), маркировку и запечатывание мешков и даже транспортировку ведер с землей от могилы вниз, к подножью холма. Это была тяжелая работа, требовавшая вдумчивости и понимания нужд коллег, а также постоянного внимания. Однажды Дороти, никогда не позволявшая себе перерывов, получила тепловой удар, и ее пришлось срочно везти в Кэмп-Лизу. Без нее в тот день нам мало что удалось сделать. Еще мне очень понравился Руут за его сухое, почти жестокое чувство юмора и интересный акцент. Руут и Хосе Пабло сдружились, и хотя Хосе Пабло был плоть от плоти «руководства», как оказалось, он все еще стоял одной ногой в лагере «рабочего класса». Мы с Дороти испытывали особое удовольствие, отпуская колкости по этому поводу.