О чем говорят младенцы

– Не знаю, – тяжело вздохнул Вася.

– А почему ты про обман спрашиваешь?

– Ну, могу я, например, сказать Ире, что ее люблю, Ане, что ее, и Лизе тоже?

– А на самом деле тебе кто больше дорог? – уточнила мама.

– Кирилл! Он же мой друг! А из девочек я еще не выбрал! Ира лучше всех танцует, Аня смешная, а у Лизы мама печет очень вкусные пирожки. Как я могу выбрать?

– Вообще-то девочек обманывать совсем нехорошо. Они, если обидятся, такое могу устроить!.. – предостерегла Васю мама.

– Что же мне тогда, в школу не ходить?

– Ходить. Придумай что-нибудь...

– Придумывай, не придумывай, а три девочки – это перебор, – мрачно заявил Вася.

Когда он ушел на тренировку, зазвонил домашний телефон.

– Алле, здрасьте, а Васю можно? – попросил девичий голосок.

– Он на тренировке, – ответила мама.

– А-а-а. А вам Ира не звонила? – спросила зловеще девочка.

Мама даже испугалась.

– Нет, – ответила она.

– Честно? – уточнила девочка.

– Честное пионерское, – зачем-то поклялась мама.

– Какое? – не поняла девочка.

– Никто, кроме тебя, не звонил. Ты первая, – отчиталась мама.

Девочка положила трубку. Через минуту телефон зазвонил снова.

– Здрасьте, а Васю можно? – попросила уже другая девочка.

– Он на тренировке, – ответила мама.

– А-а-а. А вам Лиза не звонила?

И что мама должна была ответить? Правду? А вдруг они опять подерутся или поругаются?

– Нет, – ответила мама. – Честно-пречестно.

Когда через минуту телефон зазвонил снова, мама говорила совсем уверенно. И сообщила третьей девочке, что нам никто не звонил и Вася ни с кем не разговаривал.

На следующий день Вася всем трем девочкам признался в любви. И все три были довольны. И даже Кирилл был доволен, потому что, получив Васино признание, Ира благополучно к нему вернулась.

Вечером зазвонил телефон. Незнакомая женщина позвала папу.

– А его нет, – соврала мама, не моргнув глазом, хотя папа сидел на расстоянии вытянутой руки. – И когда будет, не знаю. Он в командировке. Длительной.

– Кто это был? – спросил удивленно папа. – И кто в командировке?

– Звонила незнакомая женщина, а в командировке – ты. И вообще, сами разбирайтесь со своими поклонницами! – Мама дернула плечом и вышла из комнаты.

Потом выяснилось, что женщина – активистка родительского комитета, которой понадобилась грубая мужская сила для нужд класса.

Мама готовилась к большому празднику – моему первому дню рождения. Ей звонили друзья и спрашивали, что мне дарить. Одна мамина подруга собиралась подарить краски, которыми можно рисовать на кафеле в ванной. Потом смывать и опять рисовать. Я хотела сказать, что идея хорошая и пусть дарит, но смогла сказать только «Гыыыыы».

– Зачем? – спросила подругу мама, запихнув мне в рот соску.

– Что – «зачем»? – удивилась подруга.

– Зачем рисовать на кафеле в ванной? Других мест, что ли, нет? – Для мамы рисовать в ванной – это все равно, что читать или курить в туалете. Совершенно неприемлемое поведение. В ванной – моются, рисуют – в комнате за столом, читают – на диване или в кресле.

– А у вас уже есть пальчиковые краски? – предложила подруга. – Вы уже рисуете?

– Нам нужно дарить заколочки, бантики, шляпки, сумочки, косметички и наряды, – отвечала мама всем по телефону.

– Хорошо, – отвечали друзья, – а для развития ребенка что подарить?

– Сима – девочка, я не хочу ее развивать! – Мама была непреклонна. – Я хочу научить ее читать только для того, чтобы она могла прочесть рецепт из кулинарной книги и ее можно было отдать замуж!

Но все друзья продолжали настаивать на интеллектуальных играх для младенца в качестве подарка.

Вечером мама рассказала папе историю про мальчика Севу.

Севе было лет пять, когда он «начал рисовать». Мальчик был сказочный – сидел часами над альбомом и покрывал весь лист мелкими-мелкими рисуночками – то ли человечками, то ли значками.

– Гений, – всплескивала руками Севина мама.

– Неврология в чистом виде, – курила в форточку Севина бабушка.

– Надо найти художника, – говорила мама.

– Надо показать врачу, – парировала бабушка.

Однажды Сева случайно разлил воду на краски и альбом. На его глазах мелкие фигурки расплылись в бесформенные пятна.

– Фантастическое чувство цвета, – ахнула мама.

– Седатировать его надо, – настаивала бабушка.

Начали искать преподавателя ИЗО. Севин папа вспомнил, что у него был давнишний приятель – художник. Тоже все пятна рисовал. Приятель-художник был нанят на два раза в неделю.

– Он чувствует цвет, – говорил приятель и гладил Севу по голове. Севина мама начинала часто моргать, чтобы не расплакаться от гордости и счастья, и платила «гонорар».

Севина бабушка терпела два долгих года, в течение которых Сева продолжал рисовать пятна, мало отличавшиеся от того первого, случайного, пятна, после чего обложила художника матом и отправила по известному адресу. Не удержалась и совершенно по-хулигански поддала артритной, но крепкой ножкой под художников зад, за эти два года – на регулярных гонорарах – заметно раздавшийся.

С того самого дня Сева ни разу не взял в руки кисточку.

– Зарыли в землю талант, – прижимала руки к груди Севина мама.