О чем говорят. По ту сторону экрана

– Кому это нужно? Это было модно, когда был «железный занавес».

– «Железный занавес», – эхом вторит АБШ, и вдруг лицо его расплывается в улыбке. – Эврика! – кричит он. – Нашел!

Он с размаху хлопает рукой по колену:

– Барышников!!! Миша Барышников!!! Побег из страны, разбитое сердце Лайзы Миннелли – вот это биография! В Россию – ни ногой!

– Это который в «Сексе в большом городе»? – оживляется Маргарита. – Очень симпатичный.

– Вот видишь? – победно кричит АБШ. – Он даже провинциальной молодежи известен!

– Ну да, – соглашается Рита, – Маргарита Барышникова, дочь, звучит великолепно! А мама кто?

АБШ с упоением начинает пересказывать содержание какого-то фильма, где Барышников играл самого себя – эмигранта-беженца из России, который случайно попадает в СССР, а страшный КГБ…

«Что-то в этом есть, что-то определенно есть… – стучит в голове Малахова… – Ну, давай же, вспоминай!»

– Один мой знакомый искусствовед, – вспоминает наконец Андрей одну интересную историю, – рассказал мне как-то легенду, которая вполне может быть правдой. Согласно этой легенде после бегства из Советского Союза Барышников все-таки был в России. Однажды в начале девяностых в Швеции они встретились с Бродским. Тогда из Стокгольма в Питер ходили паромы, на которых можно было без визы попасть в Россию на один день. И Барышников вместе с Бродским приплыли, погуляли один день и уплыли. Искусствовед, который мне все это поведал, делал как-то вечер в Русском культурном центре в Париже, и к ним приехал Михаил Барышников. Он, разумеется, стал пытать его на предмет этой истории

– И? – торопит АБШ.

– Все, чего ему удалось добиться от Барышникова, это улыбка и загадочная фраза: «Все может быть».

– А официально он в Россию не возвращался? – уточняет Бреннер.

– Нет, – качает головой Малахов, – никогда. Только в Ригу приезжал, он там родился.

Повисает тишина.

– Вопрос в том, – вздыхает Малахов, – как будет себя вести Миша в случае обнаружения внезапной дочери, пусть даже в России, а может, и тем более в России… Хорошо, если будет загадочно улыбаться и говорить: «Все может быть», а если нет?

– Да, – согласен и Бреннер, – это вопрос. Причем вопрос, который самому Барышникову не задашь.

– А Бродский? – звонко произносит Рита. – Он ведь по легенде тоже был на том пароме. И он уже умер, и…

Она запинается, думает и произносит, решительно тряхнув головой:

– Россия – это же не только балет и валенки, это же еще и великая литература. И если это правда, про паром, то получается, что он все-таки вернулся!

И вдруг она, нараспев, как обычно читают поэты свои произведения, глаза в одну точку – куда-то мимо телевизора, начинает читать:

Вот я вновь посетил
эту местность любви,
полуостров заводов,
парадиз мастерских,
рай речных пароходов…
И опять прошептал:
«Вот я снова в младенческих ларах».
Вот я вновь пробежал
Малой Охтой вдоль тысячи арок[1]

.

Она замолкает, и чуть смущенная собственным порывом, робко глядит на растерянных учителей. У нее огромные влажные глаза.

– Это что – Бродский? – первым «догадывается» Бреннер.

– Вот так вот прямо наизусть? – сомневается Малахов.

– Да, – кивает Рита, – я многое из него знаю наизусть. Я его очень люблю…

* * *

Дальнейшие штрихи к портрету Маргариты Бродской, незаконнорожденной дочери великого поэта, набрасывались легко и весело.

– Итак, – вдохновенно сочиняет АБШ, – паром. Надо потом посмотреть, как он выглядит. И только один день в городе на Неве. Представь, только представь, Андрюха, – кипятится он, – что это мы. Вот нас на один день запустили, к примеру, в Апатиты инкогнито.

АБШ без всяких фотопроб утвердил себя на роль гения в компании с другим гением.

– Вот мы приплыли и сразу пошли… А куда, собственно, мы пошли-то?

– В твое любимое место досуга – стрип-клуб, куда же еще! – глумится Малахов.

– Нет, это как-то суживает перспективы. Тем более в Апатитах, то есть в Питере тех лет стрип-клуба не было.

– Наверное, они отправились по местам своей юности? – предполагает Маргарита.

– Умница! – радуется АБШ. – И случайно в одном из таких мест встретили свою старую любовь…

– Старую? – сомневается Малахов. – Зачем же старую?

– Ну да, – досадует АБШ, – ежу понятно, что надо помоложе… Ну не знаю, по бабам они, что ли, пошли?

– А почему бы и нет? Они что, не люди, что ли?

– Но куда? Они же утонченные интеллигенты, гении, не побоюсь этого слова! Не на улице же они знакомились?

– Может, отправились в Эрмитаж? – снова пытается облагородить легенду Рита.

– Точно! – в два голоса орут друзья.

– Посетительница?

– Нет, лучше сотрудница! Юный прекрасный искусствовед, в смысле искусствоведша.

– И она их узнала!

– Его, его узнала! Барышникова пора сбрасывать, скрипач, то есть как его? – балерун, не нужен!

– Да, он пошел погулять вокруг своей бывшей Мариинки, а Бродский – в сокровищницу искусства.