О чем мечтает герцог

 Все переживания, вся вина и растерянность, которые испытывала Лилиан на протяжении последних нескольких дней, неожиданно хлынули из неё потоком слез, и она упала в открытые объятия подруги.

—      Мы занимались любовью, — не в силах скрывать это призналась Лилиан глухо, уткнувшись в плечо Габби.

—      О, дорогая, — горько вздохнула она, подводя её к дивану, на который они почти упали. — Так ты отдалась ему?

 Лилиан кивнула, ожидая, что её щеки запылают от стыда. Но, к её огромному удивлению, этого не произошло. Даже когда она думала о страстном вечере, проведённом в объятьях Саймона, то не чувствовала смущения. Наоборот, едва вспомнив об этом, девушка задрожала от удовольствия и вновь вспыхнувшего в ней желания.

 Поборов эти тревожные мысли, она заставила себя сосредоточиться на Габби.

—      Я думаю, что могло быть и хуже, — сказала Лилиан со вздохом. — Боюсь, все твои прежние предостережения были не напрасны. Я позволила своему сердцу увлечься этим мужчиной. — Подруга резко втянула в себя воздух, но промолчала. — Сегодня вечером я забыла о его отце, забыла о своих обязательствах перед отцом и матерью. Для меня не существовало никого, кроме него. Я потерялась в нем. И это было… было просто великолепно!

 Габби мягко накрыла её руку своей:

—      При других обстоятельствах я бы порадовалась за тебя. Но не на этот раз. Лилиан, ты не можешь продолжать в том же духе. Неправильно заниматься любовью с человеком, испытывать к нему глубокие чувства и при этом намереваться предать его и разрушить репутацию его семьи.

 Лилиан почувствовала угрызения совести и резко отдернула свои руки. Она знала, что Габби была права. Поднявшись, девушка отошла от дивана. Её мозг прокручивал в голове событиях этого вечера, и она думала не только о своей капитуляции и доброте Саймона.

—      Я… я не уверена, что теперь для меня приемлемо предать его. — Лилиан покачала головой. — Его отец уже сделал это.

 Габби слегка подалась вперёд:

—      Не понимаю тебя…

—      Я так и не смогла выяснить правду, — прошептала Лилиан. — Но Саймон был так сильно расстроен, когда я нашла его. Уверена, что он обнаружил какую-то тайну о своём отце, которая намного ужаснее простой политической интриги.

—      И каким образом это меняет ситуацию для тебя? — спросила подруга.

 Лилиан зажмурилась, и представший перед нею образ Саймона с подавленным выражением лица причинил ей ужасную боль. Она знала, что он чувствовал, она испытывала то же самое. Ту же ужасную боль. Ту же горечь от предательства.

—      Это меняет все. Я приехала сюда, потому что отец Саймона, не думая о последствиях, разрушил мою семью. Я намеревалась разоблачить его, показать, какой он на самом деле, и какое зло может причинить людям. Но если я сделаю это, единственным пострадавшим будет Саймон. Если я сделаю это, буду ли я лучше его отца? Разве при этом я не вовлеку в дело невиновных, как это сделал он?

 Габби отрицательно покачала головой:

—      Никогда не сравнивай себя с этим человеком!

—      Я должна. Если я не смогу быть лучше моего врага, значит он победит в этой холодной войне, разве нет?

 Ответом ей был только вздох Габби.

—      Я с самого начала говорила, что у меня плохое предчувствие насчёт твоих планов, и я не хочу поддерживать все эти перемены в сердечных делах. Но я должна знать, почему вдруг всё это для тебя стало так важно? Несколько часов назад ты даже не была уверенна в том, что Саймон не такой же лжец, как и его отец.

 Лилиан вздрогнула. Она обвиняла его в стольких вещах! Медленно повернувшись к Габби и стоя под её пристальным взглядом, девушка проговорила:

—      Сегодня вечером, когда я нашла Саймона в бильярдной, у меня не возникло ни малейшего сомнения в том, что его боль неподдельна. И когда он заговорил о своем отце, я…я поверила ему, Габби. Возможно, это глупо с моей стороны или, может, я принимаю желаемое за действительность, но не думаю, что Саймон знал что-нибудь, кроме того, что сообщил ему его отец. И теперь, когда правда вышла наружу, она ломает его.

 Неожиданно она подумала о том, сколько всего ещё предстоит обнаружить Саймону, включая правду о том, что она приехала в его дом с мыслью о мести и предательстве. И ведь это причинит ему немало страданий. При этой мысли ей на глаза навернулись слёзы.

—      Но сможешь ли ты действительно забыть о том, ради чего приехала сюда? — мягко спросила Габби. — Забыть о предсмертном желании отца и о трагической кончине матери? Сможешь ли ты отказаться от этого?

 Лилиан прикрыла глаза. Только это и заставляло её колебаться. В течение многих месяцев эти мысли двигали ею, питали потребность выполнить свой долг, с которым не справился её брат, и именно эти обстоятельства помогали ей двигаться вперед даже тогда, когда она готова была сдаться.

—      Я не знаю, — призналась она. — Я лишь знаю, что моя мать заслуживает справедливости, но я просто не знаю, как этого добиться.

 Габби потянулась и схватила руку Лилиан:

—      Ты потеряла всё. И вполне понятно, что ты хотела бы что-то вернуть себе назад.