– Нет-нет. Ведь я вас пригласил. Пожалуйста, останьтесь.
Спустя долгую минуту колебаний и сомнений, Лилиан кивнула и вошла в библиотеку. Неверными шагами она пересекла комнату, каждым движением выражая сомнение в благоразумности своего решения.
Саймон нахмурился:
– Вижу, вы сомневаетесь…из-за поцелуя?
Остановившись неподалеку, Лилиан подняла взгляд. Она явно была шокирована такой дерзостью. И это действительно была дерзость, так не свойственная ему. И, казалось, её присутствие будило в нём необычайно сильные желания.
– Мы оба хотели этого, Лилиан, – произнес он, не дождавшись её ответа. – В этом нет ничего постыдного.
Он улыбнулся, когда, явно желая опровергнуть его слова, она открыла и тут же закрыла рот. Возразить было нечего.
– Садитесь, пожалуйста.
Но Лилиан лишь с опаской посмотрела на кресло рядом с ним.
– Я не собираюсь насиловать вас, – сказал он, подмигнув ей. – Если только вы не хотите этого.
В свете подобное заявление вызвало бы у молодой леди лишь смех или притворный ужас. Лилиан, напротив, вздрогнула от отвращения, и улыбка Саймона исчезла.
– Простите. Это была скверная шутка.
Медленно покачав головой, она наконец-таки села в предложенное кресло.
– Нет, ваша светлость. Просто для меня всё это незнакомо. И хотя я уже довольно долго выезжаю в свет, на моей памяти ещё не встречался мужчина, который добивался бы меня так решительно.
– Мммм. И это вас тревожит?
Она пожала плечом:
– Наше знакомство было таким коротким, а мы уже поцеловались…и то, что м-мне понравилось… целовать вас…Да, это меня тревожит.
Саймон слегка наклонил голову. В обществе молодым леди предписывалось быть более скромными, даже скорее неприступными. Искренность же Лилиан была в одинаковой степени и удивительной, и будоражащей. Как же ему хотелось опять поцеловать её! Но вряд ли это была правильная линия поведения, особенно пока она ещё сомневалась.
– Мы – взрослые люди. Мы поцеловались только потому, что оба хотели этого, – негромко сказал он. – Мы не нарушили никаких законов, поверьте. Ведь я член Парламента, и, уж конечно, знаю их лучше других.
Лилиан снова взглянула на него, и, наконец-то, с улыбкой. У него перехватило дыхание, когда он вдруг осознал, что это был самый первый раз, когда она улыбнулась ему не из вежливости. Понимание зажгло огоньки в её глазах, будто всё, что происходило между ними, было лишь прелестной «личной» шуткой.
– Вероятнее всего, вас ещё поправят в том, что законы не были нарушены, – произнесла девушка, и плечи её, казалось, наконец, расслабились. – Даже допускаю, что вы правы, и мы оба в равной степени хотели этого поцелуя. Но у меня появился вопрос.
Он слегка склонил голову, молча побуждая её продолжить.
– Саймон, что нам теперь делать?
И вновь её откровенность поразила его. И заинтриговала сверх всякой меры. Мода и замужество – вот что обычно занимало умы юных дебютанток. Они могли говорить обо всем на свете, но только не о том, на что возлагали особые надежды. На их фоне искренность Лилиан воспринималась как свежий весенний ветерок среди ароматов приторных благовоний.
– Ни для кого не секрет, и я это не скрываю, что нахожу вас очень интересной, – заявил он, наклоняясь к подлокотнику своего кресла, чтобы приблизиться к ней. – И очень, очень желанной.
Милый румянец, окрасивший её щеки, стал для него еще одним поощрением.
– Не имею ни малейшего представления, куда это может нас привести. Тем не менее, хотелось бы, чтобы у нас появился шанс лучше узнать друг друга. И если взаимное притяжение будет расти, и в один прекрасный день вы найдете меня хоть немного приятным, то, возможно, у нас появится будущее.
Саймон представил себе Лилиан, лежащую поперек его кровати, но решительно постарался изгнать из воображения эту притягательную картину.
Девушка зашевелилась. Тема разговора, очевидно, смущала её.
– Вы уверены, что хотите продолжить дружбу со мной? Из-за прошлого моей семьи отношения такого рода, скорее всего, вызовут как всеобщее порицание, так и неодобрение вашей матушки.
Саймон нахмурился. Судя по боли, отразившейся на её лице, в эту минуту она думала о смерти своей матери. Но время для обсуждения такого непростого вопроса ещё не пришло. Лилиан не слишком доверяла ему, и он опасался, что если начнет подробно расспрашивать о случившемся, то это лишь оттолкнет её от него.
Но Саймон мог всё-таки сделать первый шаг, пусть очень маленький, чтобы вызвать её доверие, слегка приоткрыв завесу тайны над своей собственной жизнью:
– С моей матерью мы никогда не были особенно близки, Лилиан. Её неодобрение сопровождало меня по жизни так долго, что даже не знаю, что буду делать, если когда-нибудь она решит одарить меня своей благосклонностью.
Лилиан внимательно взглянула на него, и выражение её лица смягчилось. Если его признание и удивило девушку, это никак не отразилось на её лице, выражавшем только сочувствие и понимание, но не жалость.
– Понимаю, – прошептала она. – Как вам должно быть трудно… Ведь вы так дорожите прочными узами, связывающими вас нынче как с сестрой, так и теми, которые соединяли вас с покойным отцом.