Я посмотрела на профиль Марка. Моя рок-звезда, мой мужчина, такой дерзкий на сцене, перед Матильдой выглядел растерянным и застенчивым.
— Просто я чувствую то же, что и она, мэм. Такое ведь случается, вы знаете. Словно молния ударила. Я просто хочу быть с ней, — сказал он, как будто и сам удивлялся собственным словам.
— А почему бы тебе и не чувствовать то же самое, дорогой? Ты ведь не полный идиот. Может быть, я даже завидую вам немного. Потому что ты прав, хотя то, что произошло между вами, случается нечасто. Но уж когда такое происходит — это нечто особенное. — Матильда ненадолго замолчала.
«Это не просто особенное, — хотелось сказать мне. — Это нечто невероятное, ослепительное, взрывное!» Я боялась, что Матильда попытается отговорить, переубедить меня, что начнет предостерегать и объяснять, что даже самый прекрасный секс еще не есть настоящая любовь. Но нас ждало совсем другое.
— Однако это значит, что придется искать замену тебе, Марк, и найти другого кандидата в С.Е.К.Р.Е.Т. вместо Дофины. Но это уж наше дело. А теперь, Марк, мне бы хотелось поговорить с Дофиной наедине. Почему бы тебе не подождать ее во дворе? Несколько минут. И спасибо за твою службу, пусть и недолгую. В самом деле, ты был… настоящей находкой.
— Но это я получал удовольствие, мэм… — Он встал, выпрямился и заглянул мне в лицо, погладив по подбородку.
— И, Марк… — ласковым тоном добавила Матильда, когда он уже пошел к двери. — Никогда больше не называй меня «мэм».
Он смущенно кивнул, вышел, а мы проводили его взглядом. Когда же мы остались одни, я повернулась к Матильде.
— Я пыталась дозвониться до Кэсси, но у нее телефон выключен, — сказала я.
— Она в госпитале. Вчера вечером у ее коллеги начались роды. Но я ей все передам, — ответила Матильда, накрывая мою руку своей. — Послушай, тебе следует знать: вчера Комитет проголосовал за то, чтобы пожертвовать деньги, полученные за картину — все целиком, — на помощь разным женщинам. Пьер не захочет вернуть нам картину, но мы решили, что организация, посвятившая себя освобождению женщин, не может принять деньги от мужчины, посвятившего себя тому, чтобы манипулировать ими.
— Но как насчет тех женщин, которых вы могли бы поддержать с помощью его денег в том же смысле, что всегда?
— С.Е.К.Р.Е.Т. имеет блестящее прошлое. Почти сорок лет. И думаю, у нас хватит денег еще на несколько лет. Надо просто подсчитать хорошенько. А если возникнет необходимость, то мы обладаем еще одной картиной, хотя я надеюсь, что с ней нам не придется расставаться. — Матильда встряхнула головой, как бы отказываясь думать о неприятном, и искренне улыбнулась мне. — Ты сделала свой выбор, Дофина. Но мы расстаемся не навсегда. Я хочу знать, как у тебя пойдут дела, все до мелочей. И уверена, что Кэсси тоже этого захочется.
— Матильда, ты просто не представляешь, что вы все сделали для меня. Вы вернули мне силу духа, радость. И у меня просто нет слов, чтобы выразить благодарность вашей организации.
Я встала, обошла стол и крепко обняла Матильду. Но хотя мне безумно нравилось это место и его магия, я дождаться не могла того момента, когда наконец вернусь в свою пыльную квартирку, в свой крошечный магазинчик, к своим потрясающим покупателям и милой Элизабет.
И к Марку.
Мой мужчина ждал меня снаружи, под солнцем, и его волосы были в полном беспорядке, а улыбка восхитительна, и у него были теплые руки… а в животе у него отчаянно урчало от голода.
— Детка, мне просто необходим большой жирный омлет и что-нибудь еще жареное. Я хочу бекона, я хочу тостов! — заявил он, целуя меня в шею. — И мне нужна ты.
И все это не было фантазией. Это была реальность. «Подумать только, что может случиться, если ты откажешься от постоянного самоконтроля и дашь себе немножко свободы, — подумала я. — Весь огромный мир тут же обрушится на тебя!»
— Ты просто читаешь мои мысли. Идем отсюда!
Глава девятнадцатая
Кэсси
Трачина уже выбрала имя для своей малышки — Роза Нико, в честь нашего кафе, которое, в свою очередь, было названо в честь одной из первых афроамериканок, занявшихся бизнесом в Новом Орлеане.
— Мы будем звать ее Ник, — сказала Трачина, целуя дитя в крошечный лобик, размером не больше серебряного доллара.
Сказать, что малышка была маленькой, значит описать лишь часть ее невероятной внешности. Она была почти прозрачной; сеточка голубых жилок покрывала все ее личико и тельце, как бледная паутина, придавая коже светлый багровый оттенок. Когда ее не держали на руках, она лежала в передвижном инкубаторе, стоявшем рядом с кроватью Трачины, и маленькая салфетка прикрывала нижнюю часть ее тела; кулачки у крошки были размером с розовые бутоны. Благодаря щедрости богатого отца крохи у Трачины была отдельная палата.
— Доктор говорит, с ней все будет в порядке, — прошептала Трачина.
Она говорила так тихо не потому, что боялась шуметь, а потому, что почти лишилась голоса во время родов, когда кричала без передышки, ругаясь на Каррутерса и Уилла. На всякий случай она позволила обоим присутствовать при процессе.