О чём молчал Будда (СИ)

Сколько уже? — Девять. Обычно в это время я уже стою перед домом Эллы Сергеевны. А сейчас и рожу побрить не успел. Интересно, где я видел незнакомку? Определенно, я где-то ее видел. Память еще цепкая — не сегодня, так завтра подскажет. А сейчас молчит и в этом интрига. А вдруг… я видел ее на мониторе в конторе Григория Аркадьевича? Господи, только не это, только не у Григория Аркадьевича.

Звонок в дверь. Что-то новое! Отправляюсь в прихожую — пара шагов. Щелкаю замком и понимаю, что забыл натянуть штаны.

— Привет.

Кажется, Тимур воспылал ко мне товарищеским чувством — не замечает моего вида. Сейчас выхватит пистолет и ткнет в мой волосатый живот. И чтобы уважить парня, кручу подсечку и валю его с ног — пистолет-то на предохранителе. На серванте мебельной фабрики имени Эрнста Телля у меня стоит ваза — приз республиканских соревнований по стрельбе среди работников правоохранительных органов. И вот эта ваза разлетается на сотню осколков, один из которых едва не угодил мне в глаз. Этот идиот держит патрон в патроннике! Пуля не долго гуляла по комнате — влипла в стену. А если бы я сделал ремонт?

Нормальный парень Тимур, но дурной. Вероятно, он понимает насколько дурной, и впервые на его лице вижу слабую тень сожаления. Значит, парень еще не окончательно потерян для общества, однако ему придется долго и упорно работать, прежде чем влиться в наши с вами ряды. Но надежда присутствует, что уже не плохо.

— Научишь? — спрашивает Тимур и поднимается с пола.

— Без проблем, — отвечаю я и подтягиваю трусы. Они у меня находятся в той критической зоне, когда их наличие или отсутствие не играет никакого значения.

— Ты что, типа, спецназ?

— Вроде того, вот только пенсию мне, типа, забыли выписать. Кофе пьешь?

Мы пьем кофе — еще один шаг в укреплении корпоративного единства.

— Дима, — говорит Тимур, — ты мне сначала не понравился. Гонора много.

Он прав — сколько во мне гонора! Я всегда от него страдал. Думал — собственное достоинство, оказывается — гонор.

— И живот у тебя, — подсказывает Тимур. — В зал сходи. Живот это плохо. Ты должен его видеть, а что видишь ты?

Тимур мне нравится. О чем думает, о том и говорит. А говорит крайне мало и неохотно. Сегодняшний разговор что-то невиданное, пресс конференция перед многочисленными корреспондентами, годовой отчет. А живот — нормальный. Я и муху сейчас могу рукой поймать — только ее нет. Для непосвященных — муха и вовсе не муха. Реакция еще сохранилась. Вот она летает, а вот и нет мухи. Таким образом Дима Скворцов себя проверяет — насколько он стар.

Пятнадцать минут, а прежде требовалось десять. Взгляд в зеркало — пиджак на одной пуговице, ботинки — они мне всегда нравятся, и слегка серое лицо. Сейчас мы поедем. Кожаные сиденья — я в них утону. Если у меня когда-нибудь будут сумасшедшие деньги, ни за что на свете не куплю себе джип! Не хочу, чтобы мной кто-то управлял.

16

— Здесь деньги, — объясняет Григорий Аркадьевич и показывает. К чему он это делает? Денег много. Никогда прежде не видел такую огромную сумму.

— Сейчас мы поедем и эти деньги отвезем. Тимур! Сколько раз тебе говорить! Опять жуешь! Ты что — корова?

Тимур стушевался и, вероятно, проглотил жевательную резинку. Смотрит смущенно — хозяин всегда прав.

— Дима, максимум внимания. Ты сегодня какой-то взъерошенный. Все в порядке?

— Максимум внимания, — повторил я.

— Молодец. Портфель возьмет Тимур. Не потеряешь?

Григорий Аркадьевич шутит. У Григория Аркадьевича прекрасное настроение. Опять спектакль — к чему он? Почувствовать ответственность? Вряд ли. Мы и без того ответственные — нам за это платят. Григорий Аркадьевич спокоен — перебирает четки. Мы сидим и наблюдаем, как он их перебирает. Опять портфель. Один и тот же снаряд не падает в воронку дважды. Значит, следует ждать что-то новое. Мы ждем — сидим и молчим. Закопошилось предчувствие, взмокли ладошки, и стало тоскливо в груди. Вроде, как ты собрался в дальнюю дорогу. Билет в кармане, чемодан собран, а душа не лежит, а почему — ты не знаешь. Мы сидим и ждем. Смотрю на свои ботинки — с них все и началось. Ботинками все и закончится. Я не мистик, я в этом уверен. В любом важном деле, главную роль играет мелкая деталь. Афтондила я не догнал — развязался шнурок. Я бежал и думал, когда на него наступлю и наступил — растянулся на мостовой. Тогда я не понял — и почему развязался шнурок, и почему я на него наступил. Случайность — рядовая закономерность. Я не фаталист, я — циник. Я мог всадить в спину Афтондилу обойму — не всадил. Забыл про пистолет. Афтондил стрелял дважды — бестолково, глупо, как стреляют со страха. Наверно, я старею — причем здесь Афтондил? А Григорий Аркадьевич — причем?

Звонит телефон. Григорий Аркадьевич берет трубку.