О чем молчал Толкиен (СИ)

- А теперь главная традиция! – объявила я, когда последние крошки были подобраны хоббитами. Интересно, вот куда в них влезает? Вроде мелкие, а едят больше Боромира…

По лицу Арагорна было видно, что ничего хорошего он не ждёт. И правильно делает... Угадали, про что я говорю?

- Тянем именинника за уши! – заорала я, коварно (я же до этого рядом с ним сидела) вцепляясь в уши Странника. Бродяжник взвыл.

- Раз... Два... – хором считали все.

Именинник вырвался и ломанулся прочь от нас. Мы с гоготом и прибаутками кинулись за ним. Но не нам, жалким любителям, тягаться с тем, кто более полувека партизанил по всему Средиземью. Даже Леголас признал, что не может найти следы Бродяжника. Праздничный обед готовился без нашего участия. Лео (да-да, тот самый Лео) решил попробовать себя на поприще повара-кондитера и командовал оформлением столов. Хранители все разбрелись – Гимли отправился еще поспать про запас, хоббиты пошли собрать грибы, Леголас и Боромир с самым деловым видом отправились дегустировать приготовленные к столу вина. А меня неожиданно одолела меланхолия. Я собрала ленточкой в хвост элегантно разбросанные по плечам локоны (один Лео знает, сколько магии в них было вбухано) и тихо ушла к берегу. Уселась на ранее облюбованный камень. Текущая вода завораживала, уносила печаль. Как-то незаметно для меня самой стали складываться слова... И песня заструилась над рекой.

- По вечерам она танцует одна.

Всем неизвестна, никому не нужна.

Ее танец так прост, но ее он вознес выше окон и крыш.

Тая насмешку с неба смотрит луна

На ту, что ради танца сходит с ума,

Крутит сложные «па», на ухмылки слепа, рвет дремотную тишь.

Она всего лишь танцующая мышь,

В осколки бьет чужой ночной покой.

Она всего лишь танцующая мышь,

Она смешна, но нет второй такой.

Подвальной пыли вечная пелена

Вновь потревожена и возмущена –

На полу и вдоль стен кто оставить посмел этой ночью следы?

Кто прыгал вверх и падал больно до слез,

Пытаясь взглядом дотянуться до звезд?

Кто тут снова не спал и наверно страдал от пустой ерунды?

Это была всего лишь танцующая мышь

С мечтой своей вскочить на лунный луч.

Она хотела взлететь, чтоб на луну смотреть.

Увы, луны не видно из-за туч

Давно уже заснуть не может весь дом.

Прошел слушок, что дьявол водится в нем.

Любит он танцевать и мешает всем спать он порою ночной.

Закрыв глаза, ты забегаешь в подвал.

Желая видеть, где же он танцевал.

Ты почти уже спишь, но устало глядишь, кто же это такой.

Проснись и ты разглядишь танцующую мышь,

Фанатика блестящие глаза.

Ее ты можешь добыть, схватить, поймать, убить.

Но знай, остановить ее нельзя.

Ее ты можешь добыть, схватить, поймать, убить.

Но знай, остановить ее нельзя

Я всегда обожала эту песню... Вдруг (о боже, я скоро возненавижу это слово) стало светлее. Я подняла голову и увидела, как ко мне по кромке воды, неторопливо помахивая хвостом, приближается прекраснейшее существо. Представьте себе молочно-белую лань с хвостом и гривой лошади и одним, острым рогом надо лбом. Ее огромные черные глаза смотрели на меня, и в них был виден несвойственный зверю разум. Единорог! – звякнула в пустой голове единственная мысль. В самом деле, легенда говорит, если девственница в красивом месте, у реки, станет петь, то послушать ее придет единорог. Если он, конечно, водится в этой местности. После минуты захлёбывавшегося восторга и удивления во мне встрепенулось мое обычное ехидство. Интересно, откуда ЕДИНОРОГ (зверь, хотя и умный) узнал, что я... Кхммм... Ещё не того?

Единорог с интересом поглядывал на меня, а я зашарила по карманам.У меня там обычно валяются сухари, яблоки, сахарок колотый... О, путлибы! Годится!

Обожаю лошадей, если увижу, сразу тянет гладить и кормить. Коренные обитатели Средиземья искренне недоумевали, чего я так с ними сюсюкаю – они же просто транспорт! А я только махала на них рукой – дикие они, что с них взять!

Вот и сейчас я протянула Зверю ладошку с кусочком печенья, надеясь, что он подойдёт поближе. Единорог немного поколебался, но все-таки подошёл и милостиво принял подношение. Какие у него губы мягкие! Я тут же почесала другой рукой ему под подбородком. Ой, а у него маленькая бородка, как у козы! Единорог зажмурил глаза, вытягивая шею и глухо заурчал, точно огромный кот!

Я, ободрившись, стала сильнее скрести у него под подбородком и за ушами. Мягчайшая, но тяжёлая шерсть клоками оставалась у меня в руках, но мне было все равно. Хоть замучаюсь потом эту бело-серую, жемчужную шерсть отчищать, но кому еще удавалось погладить мурлычущего единорога? Я начесывала зверя, а тот, разомлев, завалился на бок. Время текло медленно, как загустевший мед. Когда солнце поднялось выше и заиграло зайчиками на поверхности воды, единорог с достоинством поднялся, и исчез в кустарнике.