О чем молчат камни?

Но им нравится так, им необходимо ощущать всю важность процесса, так они балуют и тешат эго, выставляя напоказ свою значимость. Только каждый из них значим для себя, его не интересуют другие особи. Они считают свой мир тяжёлым, твёрдым и ценят всё материальное, не видя, что существуют в тонком, прозрачном пространстве и мир этот иллюзорный. Стоит протянуть руку, и получишь желаемое, но эти мысли проплывают мимо, как лёгкие облачка, не задерживаясь, а густые тучи, наполненные завистью и злобой, оседают в головах и продолжают притягивать подобные.

Они не видят себя, осуждая других и не понимая, что постоянно смотрятся в кривые зеркала. Люди истязают свой мозг, решая какие-то задачи без названия и смысла, хотя решение давно уже существует внутри. Они издеваются над своим телом и не знают, что оно их верный подсказчик и друг. Люди винят все и всех в своих несуществующих бедах, не осознавая, что сами создали эти ситуации. Они во всём ищут причину и жаждут всему найти объяснение.

В это время, когда рядом живут другие, не похожие на них. Два мира существуют рядом, как параллельные реальности, с различными ценностями и приоритетами, хотя у вторых, скорее всего, нет ни того ни другого. Зато они видят и знают, они могут пользоваться всеми благами, брать все дары и призы, но вот парадокс, им это не нужно.

Глава 26

– Марин, я пришёл!… Марина?

Никто не ответил. Он всмотрелся в полумрак впереди, свет выключен, только слабый беззвучный сигнал работающего телевизора указывал на то, что дома кто-то есть. Тишина. Громкая, звенящая, напряжённая, намекающая на нехорошее.

Сергей постоял немного в коридоре, зачем-то заглянул в зеркало и посмотрел в отражение. Затем медленно снял ботинки, потоптался, глядя на свои носки и не спеша пошел в комнату. Сколько ни оттягивай, этот момент всё равно наступит. Он сразу догадался, только открыв дверь, почувствовал эту густую атмосферу печали, разговора не избежать, а так хотелось бы. Такое происходило время от времени. В такие моменты ему хотелось сбежать, как бы позорно это ни выглядело.

Все эти разговоры оставляли тяжёлый след и ни к чему не вели. Потом они оба испытывали смущение. По несколько дней избегали смотреть в глаза друг другу, и он старательно задерживался на работе. Давно уже этого не случалось, и он успел позабыть каково это, плохое и тяжёлое хочется засунуть поглубже в сундуки памяти и не вытаскивать, и не вспоминать, делая вид, что ничего подобного не существовало вовсе.

Она лежала на диване, отвернувшись, уткнувшись носом в мягкую обивку, плечи слегка вздрагивали, «значит, лежит так уже давно, успела немного успокоиться», – машинально отметил он про себя, наизусть зная все признаки. Её босые ступни выглядели по-особенному беззащитными и трогательными, он смотрел на них молча, нахмурившись, где-то в груди шевелился ершистый ком и норовил подкатить к горлу. Ну как ей помочь? Как облегчить страдания, такие уже давно не нужные им обоим? Она сама помогла ему, повернулась и посмотрела опухшими красными глазами:

– Я уже не плачу.

– Я вижу. Не плачешь, только доплакиваешь, – Сергей подошёл, присел на край дивана и положил ладонь на её руку. Она прикрыла глаза, они помолчали. Сергей стал легонько поглаживать её руку, боясь спровоцировать новый приступ слёз и одновременно понимая, что от него, к сожалению, ничего не зависит.

– Иногда я думаю, как бы мы зажили втроём или вчетвером…

Он подавил невольный вздох. Всегда так начиналось, сценарий никто не отменял.

– Мариш, я очень люблю тебя.

– Ты не заслуживаешь такого. Я тоже люблю тебя и хочу, чтобы у тебя была полноценная семья.

– Мне хорошо и вдвоём с тобой.

– Это не так. Я же знаю, ты любишь детей и всегда хотел своих.

Врать не хотелось. Она права. Он мечтал о детях, мечтал о том, как они шумят, носятся мимо и доставляют массу хлопот, но таких приятных и весёлых, не позволяющих заскучать и расслабиться.

– Ну, ничего, значит, у нас по-другому. И это другое мне нравится ничуть не меньше, – он и сам не ожидал от себя такой резкости. Слова вырвались сами и вдруг оказались правдой. Марина даже замерла, на секунду забыв о своём горе и искренне недоумевающе, смотрела на мужа.

– Возможно, это больно слышать, но я устал надеяться и привык к нашей спокойной и размеренной жизни. И мне она вполне подходит. Я не хочу другой жизни, – язык справлялся сам и говорил только от себя, в то время как мозг тихо обалдевал от такой смелости и наглости.

Да, ему жалко её и жаль, что их мечты о большой и дружной семье так и остались лишь мечтами, но, боже, сколько можно? Да, она не смогла забеременеть и родить, и они оба знают почему. Да, ошибка молодости больно ударила её, но это всё в прошлом.