О чем молчат камни

Топильцин кивнул воину, стоявшему у входа, коротко сказал ему что-то. Воин подбежал, опустился на колени и подал вождю свой меч с обсидиановым лезвием. Топильцин сжал его в левой руке и вдруг ударил по нему мечом ярла.

— Ихэ!.. — сдавленно крикнул воин, но тут же умолк, страшась жестокого наказания за несдержанность.

Топильцин смотрел на обломок деревянного меча, слушал, как звенит чужой меч. Лицо вождя превратилось в застывшую маску. Он размышлял. Едва заметное движение бровью — и телохранитель, подобрав обломки своего меча, попятился к двери. Спустя мгновение появились жрецы. Топильцин резко заговорил, поглядывая на ярла. Жрецы кивали головами. Когда вождь умолк, они повели Асмунда к выходу. Викинг понял: Топильцин решил его судьбу. Но как?

…Ярла долго обучали языку тольтеков — так повелел Топильцин, Пернатый Змей. И Асмунд понимал: вождь возлагает на него большие надежды. Что ж, он не ошибся. В военном искусстве ярл не знал себе равных там, в Вестфольде. Лишь презренный конунг не оценил этого. Но Асмунд еще посчитается с ним в Валгалле… А пока он уяснил твердо: чтобы вернуться в родной фьорд, нужно завоевать доверие Топильцина.

Шло время, и Асмунд начинал понимать, куда забросил его Фатум. Местный народ — тольтеки — вел обособленную, замкнутую жизнь. О землях по ту сторону Океана никто здесь ничего не знал. А жрецы, которым Асмунд попробовал рассказать об этом, просто не слушали его. Нет на свете других людей, кроме тех, что живут в пределах огромной Месеты. Мир, повторяли они, создан в начале начал наивысшим из богов — Солнцем. То было время, называемое «солнцем вод». В мире господствовала вода. И так продолжалось четыре тысячи восемь лет. Потом на землю обрушился великий потоп, и люди превратились в рыб. Еще четыре тысячи и десять лет длилось второе время — «солнце земли». Тогда появились люди-гиганты. Но вскоре вздыбилась земля, гигантских людей поглотили трещины и пропасти. Настало третье время — «солнце ветра». Оно закончилось ураганами невиданной силы, а люди были превращены в обезьян.

— Ныне длится четвертое время, «солнце огня», — монотонно бормотал жрец. В его глазах на аскетическом лице светилась вера. — Да, Солнце Огня! Оно завершится через тысячу лет от сегодня.

— А что будет потом? — в голосе ярла звучала скрытая насмешка. Он мог бы рассказать жрецу о Валгалле, страшном часе Рагнаради, о песнях скальдов. Но поймет ли его тольтек?

Жрец сузил глаза, враждебно глянул на Асмунда. Ничтожный еще смеет улыбаться. Если бы не воля Топильцина… Всадил бы он нож в грудь чужаку, вырвал сердце и подарил бы его Тескатлипоке. Но Пернатый Змей, посланник богов, покровительствует пленнику. И чужеземец может улыбаться.

— Через тысячу лет великий огонь сожжет всех людей, — процедил жрец и снова закатил глаза. — Так будет!.. Трижды погибали люди, их было слишком много. Погибнут и в четвертый.

Ярл подавил зевок. Эти тольтеки, не знающие железа, домашнего скота, не подозревающие даже, что такое колесо, — не открыли ему ничего нового. Их мир был так же стар, как земля и небо, океан и фьорды. Всюду одно и то же. Побеждает лишь сильнейший — в это Асмунд верил твердо.

А жрец все так же монотонно твердил:

— …Смерть держит каждого в невидимых объятиях. Легкое сжатие — и тебя нет. Но воин не должен бояться смерти. Ее никто не боится в Месете.

«Вот с этим я согласен», — подумал ярл. Он уже видел сам, как спокойно ложились на жертвенный камень пленники тольтеков. Здесь все привыкли к виду смерти, к священному насилию над жертвой. Так хотят боги тольтеков. Так придется делать и ему, Асмунду, он должен быть, как все — если хочет победить.

— …Угождай великим богам. Корми богов. Они требуют сердца людей. Несчастье и смерть повсюду, они — как змеи, притаившиеся в траве.

— Плевал я на змей, — вполголоса сказал ярл на своем языке, разглядывая храмовые украшения. Многие скульптуры изображали змею — знак неумолимой и беспощадной силы. Рядом — чудовищные статуи выставляли напоказ черты, полные значения. Мать богов — Коатликуэ — стояла на толстых ногах с когтями вместо пальцев и раскрывала перед сморщенной грудью безобразные лапы. На зобастой шее — не голова, а курносый череп, потому что Коатликуэ была также и богиней земли, то есть Смертью. В глубине храма Асмунд видел еще одну скульптуру. Мертвая женщина — ее изваяли стоя — с закрытыми глазами на отекшем лице, с обвисшей нижней губой. «Койолшауки», — не без усилия вспомнил ярл. Сам же бог войны обладал двумя масками — ягуара и человека. Все — преувеличенное, во всем — особенный, подавляющий намек.