О чем молчат мертвые

– Может, пересядешь сюда и мы поболтаем? Составь мне компанию, а то сидеть здесь одному как-то скучно.

– Почему бы и нет? – ответила девушка и, плотно прижав к груди учебники, пересела на переднее сиденье. Автобус вдруг налетел на выбоину в дороге, и она завалилась на одно из пассажирских мест, больно ударившись бедром. Но Тони не стал смеяться над ней.

– Приношу свои извинения, – сказал он. – Отныне я постараюсь ехать аккуратнее, миледи.

В другой раз – это была их пятая или шестая встреча, Санни уже и не помнила, хотя они виделись всего два-три раза в месяц, – Тони включил для нее одну песню.

– Нравится? – спросил он. – Называется «Одинокая девушка». Когда я слушаю ее, то вспоминаю о тебе.

– Правда?

Санни не была уверена, что песня ей действительно нравилась, но она внимательно прослушала ее до последних строчек, где пелось про одинокого юношу. Это значит… Но она не могла поднять взгляд на водителя. Вместо этого она сидела, уткнувшись в свой блокнот. Одноклассницы выводили имена своих парней на обложках, но Санни на такое никогда бы не осмелилась. Через пару недель она нарисовала крошечные «ТД» в правом нижнем углу. «Что это значит?» – однажды спросила у нее Хизер, эта надоедливая Хизер, которая вечно шпионила за старшей сестрой. «Тачдаун», – буркнула в ответ Санни. Позже, когда Санни научилась рисовать перспективу, инициалы приобрели трехмерную форму.

Кроме музыки, Тони все больше и больше говорил о себе. Оказалось, что он мечтал пойти в армию и отправиться во Вьетнам, но, к огромному облегчению его матери и его собственному разочарованию, его туда не взяли. Раньше Санни и не догадывалась, что есть люди, которые сами хотели воевать. У Тони был порок сердца, а точнее, пролапс митрального клапана, но она не могла поверить, что у него проблемы со здоровьем. У Тони были темные волосы со светлыми перышками, и он то и дело причесывал их маленькой расческой, которую всегда носил в кармане джинсов. На шее у него красовалась золотая цепочка. А когда остальные дети выходили из автобуса, он закуривал «Пэлл Мэлл».

– Только не выдавай меня, – подмигивал он Санни в зеркало заднего вида. – Ты такая красивая… Тебе это кто-нибудь уже говорил? Была бы у тебя еще прическа как у Фэрры Фосетт… Хотя ты и так очень красивая.

«Колеса у автобуса крутятся и крутятся, крутятся и крутятся».

– Хотел бы я проводить с тобой больше времени, а не только пока мы едем в автобусе, – добавил водитель. – Было бы здорово, если бы мы могли оставаться где-нибудь наедине, не так ли?

Санни тоже так думала, но не знала, как это можно претворить в жизнь. Но одно она знала наверняка, даже не спрашивая: ее продвинутые и современные родители, коими они сами себя называли, ни за что не позволили бы ей встречаться с двадцатитрехлетним водителем автобуса. Правда, она не знала, что смутит их больше – возраст, работа или его желание воевать во Вьетнаме.

В конце концов Тони сказал, что хочет на ней жениться. Что если она приедет в воскресенье в молл, он отвезет ее в Элктон, где можно будет обвенчаться в маленькой часовне и при этом не нужно ждать, сдавать анализы крови и так далее.

– Нет, – ответила Санни, – ты же несерьезно?

– Еще как серьезно. Санни, ты такая красивая! Любой бы захотел жениться на тебе.

Она вспомнила, что ее мать, настоящая мать, сбежала из дома в семнадцать лет и вышла замуж за свою любовь, настоящего отца Санни. А теперь дети вырастают куда раньше. Дэйв и Мириам часто повторяли эту фразу: «Теперь дети становятся взрослыми гораздо быстрее».

Когда Тони и Санни встретились снова, двадцать третьего марта, она сказала «да». И вот теперь, через шесть дней, она ехала на этом автобусе в молл, чтобы встретиться с ним. Сегодня начнется их медовый месяц. От этой мысли у нее появилось странное ощущение в животе. Раньше они могли только целоваться, и от этих мимолетных поцелуев у нее переворачивались все внутренности. Отец Тони слишком хорошо знал график автобуса и заваливал его вопросами, когда он возвращался домой слишком поздно, обнюхивал салон и спрашивал, курил ли он. Забавно, но то, что Тони был сыном начальника компании, не давало ему никаких привилегий – скорее наоборот. Тони жил с родителями в свои двадцать три только потому, что не хотел разбивать сердце матери, которая просто не пережила бы его переезда.

– Но мы не будем жить с ними после свадьбы, – заверил он Санни. – Снимем квартиру здесь или, может, даже в Йорке.

– Как Пепперминт Пэтти?[50]

– Как Пепперминт Пэтти.

«Колеса у автобуса крутятся и крутятся, крутятся и крутятся».