– Не хочу, чтобы ко мне относились как к какой-то сумасшедшей или печально известной, как к сбежавшей невесте или бегунье из Центрального парка[20]
. Слушай, я многое отдала, чтобы начать жить хотя бы наполовину нормальной жизнью. Меня лишили родителей, когда я была еще ребенком. Я многое повидала. Бросила колледж, сменила кучу работ, прежде чем нашла ту, которая мне подходит и которая позволяет жить такой жизнью, какую все нормальные люди принимают как само собой разумеющееся.– Хизер, не хочу показаться грубой, но перед тобой могут открыться отличные финансовые возможности, стоит тебе только того захотеть. Твоя история – это готовый товар. – Глория скривила рот в усмешке. – По крайней мере, я так полагаю. Я взялась за это дело только потому, что поверила, что ты та, кем себя называешь.
– И ты не ошиблась. Я Хизер Бетани. Спроси что угодно о моей семье. Отец – Дэйв Бетани, бабушка по отцу – Тилли Бетани, муж бросил ее вскоре после свадьбы. Она работала официанткой в старом ресторане «Пимлико» и не любила, когда ее называли бабушкой. Позже она переехала во Флориду, в Орландо. Мы навещали ее каждый год, но ни разу не были в Диснейленде, потому что отец нам не разрешал. Отец родился в тридцать четвертом и умер, кажется, в восемьдесят девятом. По крайней мере, тогда ему отключили телефон. – Больная тараторила, не умолкая, словно боялась, что ее перебьют и начнут задавать вопросы. – Разумеется, я следила за ними. Моя мать, Мириам, тоже, кажется, умерла, потому что я ничего не смогла о ней разузнать. Может, потому, что она из Канады, не знаю. Так или иначе, где бы я ни искала, ничего не было, вот я и решила, что она умерла.
– Твоя мать была канадкой? – тупо повторила Кэй. – Но она жива, Хизер. По крайней мере, так считает тот детектив. Еще пять лет назад она точно жила где-то в Мексике. Сейчас они пытаются ее разыскать.
– Моя мама… жива? – Всплеск эмоций на лице пациентки был необычайно прекрасен, как сильный ливень, разразившийся посреди летнего солнечного дня. Салливан никогда не видела, чтобы радость и печаль в крайних своих состояниях пытались сосуществовать в одном месте. Она понимала радость лежащей перед ней женщины. Вот перед ней сидела Хизер Бетани, которая столько лет считала себя сиротой, у которой не было ничего, кроме имени и истории своей жизни, смахивающей на повесть из бульварной газеты. А теперь оказывается, что ее мать жива. Она не одна.
И все же в ее лице читались гнев и сомнение.
– Ты уверена? – требовательно спросила Хизер. – Говоришь, она жила в Мексике пять лет назад, но уверена ли ты, что она жива до сих пор?
– Детектив, кажется, уверен, но ты права, они ее еще не нашли.
– А если все-таки найдут…
– То, скорее всего, приведут сюда, – медленно произнесла Глория, пристально уставившись больной в глаза. Этот взгляд напомнил Кэй заклинателя змей, если, конечно, можно представить себе раздраженного заклинателя змей в помятом вязаном костюме. – И как только она здесь окажется, они захотят сделать тест на совпадение ваших ДНК. Понимаешь, к чему все это приведет?
– Я не вру. – Хизер сказала это скучающим голосом, как бы намекая, что ложь была бы только напрасной тратой сил. – Когда они ее сюда приведут?
– Зависит от того, как скоро ее найдут и что ей скажут. – Бустаманте повернулась к Кэй. – Хизер может остаться в больнице, пока, скажем, не найдется ее мать? Уверена, она с радостью приютит ее.
– Это невозможно, Глория. Она должна уехать сегодня. Администрация выразилась по этому поводу очень четко.
– Ты только играешь полиции на руку. Если она окажется на улице, без плана действий и без какой-либо помощи, они отправят ее в тюрьму…
Хизер застонала нечеловеческим голосом.
– Как насчет Дома милосердия? – спросила адвокат. – Она могла бы поехать к ним.
– Это приют для женщин, которых избивают мужья, – возразила соцработница. – И мы обе с тобой прекрасно знаем, что у них там и без того народу хватает.
– После всего, что мне пришлось пережить, – сказала Хизер, – неужели я ничего не заслуживаю?
– Прошло ведь уже тридцать лет, верно? – Кэй вдруг почувствовала непреодолимое желание узнать, что именно случилось с этой женщиной. – Я не думаю, что…
– Ладно, ладно, ладно, ладно, ладно. – Несмотря на то что в ее словах прозвучал намек на согласие, пациентка яростно покачала головой, встряхнув яркими белокурыми волосами. – Я все расскажу. Я все тебе расскажу, и ты наконец поймешь, почему мне нельзя в тюрьму.
– Только не в присутствии Кэй! – скомандовала Глория, но Хизер завелась, и ее было уже не остановить.
«Она даже не понимает, что я все еще здесь, – подумала Салливан. – Или понимает, но ей все равно». Доверие или безразличие, уверенность в ее честности или лишнее напоминание о том, что Кэй для нее никто?
– Это был полицейский, – говорила больная. – Он подошел ко мне и сказал, что что-то случилось с моей сестрой и что я должна пойти с ним. Я пошла. Вот так он нас двоих и украл. Сначала ее, потом меня. Он запер нас в кузове своего фургона и увез.
– Мужчина в костюме полицейского, – поправила ее Глория.