О чем молчат мужчины… когда ты рядом

Хорек, с надеждой глянув на меня, начинает бегать по ней из стороны в сторону, просовывая мордочку между прутьями. Он меня убедил? Я собираюсь выпустить его из клетки? Он явно недоволен тем, что его заперли в ней, это легко читается в его глазенках. Он думает, что, если я выпущу его, мы сможем вместе устроить много чего: поиграть в прятки или догонялки, покусать друг друга…

– Нет, Да Винчи, мы не можем сейчас поиграть, скоро явится гостья, – напоминаю я ему. Но он не видит в этом проблемы. Мы можем сделать это все втроем: бегать, прятаться и кусаться – он, я и гостья.

– Я не могу рисовать, когда ты прыгаешь на людей и кусаешь их. Мне предстоит очень серьезная работа, – объясняю я ему.

Да Винчи мне явно не верит. И его вины в этом нет.

Так или иначе, я должен решить, что с ним делать, не могу же я держать его все время в клетке. Не выношу вида зверья за решеткой.

Мною овладевает какая-то многовековая тоска.

Я встаю и стряхиваю пыль со своих брюк из синего льна. В мастерской и впрямь не очень чисто, но для того, чтобы рисовать, я должен чувствовать себя удобно. Легкие брюки и майка – моя обычная рабочая одежда. И босые ноги. Элегантные брюки на мне вовсе не потому, что должна прийти Ева или что-то в таком духе. Это просто брюки для работы. Не самые плохие из тех, что у меня есть, согласен, но все же рабочие.

Я хочу уловить ту ускользающую грацию, какую уже неоднократно угадывал в чистых линиях и движениях Евы.

Я поднимаю глаза и вижу Еву. Держась за ручку двери, она смотрит на меня сквозь стекло. Должно быть, входная дверь нашего жилища, ведущая в оба внутренних дворика, была открыта, и она пришла прямо в мастерскую, а не поднялась по лестнице в квартиру Лео. Неужели спросила дорогу у Мануэлы? Надеюсь, нет. Эта мысль изумляет меня: в обычных условиях то, что одна инструктирует другую, воспринималось бы довольно забавно. А впрочем, чем эта ситуация необычна? Тем, что тебе нужно сконцентрироваться на работе, напоминаю я сам себе. Я хочу уловить ту ускользающую грацию, какую уже неоднократно угадывал в чистых линиях и движениях Евы.

Она стоит на фоне низких строений из красного кирпича, и ее кудрявые волосы отливают рыжим, как на картинах Тициана. Она опускает глаза и видит за моей спиной хорька. Ее лицо как бы освещается изнутри, и она решительно открывает дверь, бросается к клетке и, даже не поздоровавшись со мной, опускается перед ней на колени.

– Лаки, как поживаешь? – Она просовывает палец сквозь прутья и дотрагивается до носа зверька.

– Его зовут Да Винчи, – напоминаю я ей.

– Мне кажется, ему здесь хорошо, – обращается она ко мне. – Спасибо. Ой, ты накупил ему кучу вещей!

Она обводит взглядом тяжелую керамическую чашку с едой, капельную поилку, шерстяную мышь, набитый сеном ящик-спальню и ящик-туалет и, наконец, маленький гамак, который Лео привязал к одной из стенок клетки. Я спросил тогда, нет ли у него температуры, но теперь, думаю, надо не забыть поблагодарить его за то, что не дал мне ударить в грязь лицом.

– Какой симпатичный гамачок, – говорит Ева, и ее взгляд, устремленный на меня, теплеет. Затем она опять поворачивается к хорьку. – Смотри, как он забавно распластался по полу! – умиляется она.

Я знаком со зверьком недавно, но уже раскусил этот один из многих его хитрых трюков. Эта поза, сопровождаемая невинным выражением мордочки, означает одно: я нежнейшее создание, как ты можешь удержаться, чтобы не взять меня на руки?

– Я могу взять его на руки? – спрашивает Ева.

Ну конечно. Разве в состоянии это подобие мягкосердечной школьной училки устоять перед распластавшейся зверушкой. Признаться, меня радует ее реакция. Может быть, не такая уж она и зануда, какой хочет казаться.

– Можешь. Как только мы закончим, – отвечаю я строго.

Ее лицо мрачнеет. Она бросает извиняющийся взгляд на Да Винчи, поднимается с колен, отряхивает джинсы и, брезгливо морщась, оглядывает комнату:

– У тебя не слишком чисто… Ладно, тогда начнем. Куда я должна встать?

Я неспешно изучаю ее с головы до ног. На ней потертые джинсы и великоватая ей темно-синяя футболка, легкая, но с длинными рукавами. Хотя я не удивился бы, явись она сюда закованная в латы. Я вижу, как она цепенеет под моим внимательным взглядом и с вызовом вскидывает голову.

– Сначала я скажу, что ты должна снять, – отвечаю я наконец.

– Не поняла! – Ее глаза мечут молнии.

– Не собираешься же ты позировать в таком виде. Или ты думаешь, я намереваюсь рисовать твой плохо сидящий наряд, а не твое тело?

– И что ты хочешь, чтобы я одела? – Она оглядывается в поисках шкафа со сценическими костюмами.

– Ничего. Я хочу только, чтобы ты разделась.

От изумления она широко распахивает глаза. Неужели она правда не ожидала такого?

– Ты с ума сошел? – почти кричит она. – Чтобы я разделась при незнакомом человеке! Даже не думай!

– Дорогая моя, – напоминаю я безжалостно, – ты подписала договор.

– Но там не было написано, что я должна позировать нагишом!