Пыль опустилась на землю, и в окна снова пролился свет. Только не яркий, дневной, а мягкий, утренний.
– Уже наступило
Кэтчин пожала плечами.
– Я же сказала – это надолго.
Еще она говорила, что не знает, куда нас приведет конец истории. У меня было такое чувство, словно меня перенесло через океан в дальнюю, чужую страну. Только я понимала, что это не мир поменялся, а мое представление о нем, нечто очень важное в моем сознании, и теперь я смотрела на все по-другому, но не могла точно описать эти перемены.
Я взглянула на папу и ахнула. Он выглядел
– Мне жаль, – проговорил он. – Мне так жаль.
Она еле уловимо улыбнулась.
– Я же говорила. Поздно меня спасать.
– Теперь понимаю. – Его голос оборвался. Я растерянно перевела взгляд с папы на Кэтчин, а потом она сказала:
– Где-то сто шагов на запад. Мы заперли вход. Забрали ключи. Но вам дверь откроется.
– Ключи от чего? Что в ста шагах на запад? – недоумевала я.
Никто мне не ответил. Папа встал. Причем в полный рост, расправив плечи. И я внезапно осознала, что все эти месяцы он горбился. Его сморщенное лицо разгладилось и приобрело ясное, решительное выражение. Последний раз я видела папу таким, когда была жива.
Его морщины сейчас казались еще глубже и в них стало больше печали, но в остальном он выглядел как прежде. Даже лучше – как человек, которым он мог бы стать, если бы принял жизнь без меня. Возможно, это история Кэтчин так на него повлияла, или он постепенно менялся глубоко внутри, или и то и другое – не знаю.
– Бет, – сказал он, – нам пора.
Я замешкалась, не решаясь оставить Кэтчин. Правда, после этой части рассказа она не выглядела такой же уставшей и хрупкой, как после предыдущих. Да, концовка ее вымотала, но она словно сбросила груз с души. В ней чувствовалась непривычная легкость.
Кэтчин посмотрела на меня и широко улыбнулась. Я моргнула, не веря своим глазам. Она улыбнулась. По-настощему.
– Иди, Теллер, – сказала она. – Еще увидимся. И не переживай. Ты все поймешь, когда придет время.
Когда мы с папой выходили из палаты, я гадала над значением ее истории, а уже на улице поняла, что совет очень правильный. Когда придет время, я все пойму, а пока буду наслаждаться тем, что папа идет уверенно, расправив плечи. Я уже забыла, каково это, когда он – ведающий, а я – девочка-бабочка.
Поэтому не задавала вопросов о том, куда мы едем. Только после того, как папа позвонил Элли и договорился с ней о встрече, я поняла, что мы возвращаемся к началу.
У дома папа остановил машину.
– Можно проехать дальше, – заметила я, показывая на узкую ленту дороги. – Намного дальше.
– Знаю, – ответил папа. – Мы поедем, но только после того, как поговорим.
Мне не понравились мрачные нотки в его голосе.
– О чем? – осторожно уточнила я.
– Сегодня мы отправимся в одно место, и я не хочу, чтобы ты туда заходила. Обещай, что не зайдешь.
Он надеялся от чего-то меня отгородить? Пускай.
– Ладно.
– Пожалуйста, Бет.
– Я же сказала – ладно! – Он все еще встревоженно хмурился, и я добавила уже более серьезным тоном: – Честное слово, пап. Не зайду.
Он кивнул и поехал дальше. Элли уже стояла у дома, прислонившись спиной к машине и глядя на деревья.
Папа припарковался и подошел к ней.
– Вы принесли то, что я просил?
Она кивнула и махнула рукой на два фонарика, лежавшие на капоте. Папа взял один и пошел к руинам. Элли схватила другой и поспешила за ним.
– Вы правда считаете, что здесь еще можно что-то найти? – спросила она. – Все окрестности тщательно обыскали.
– За это отвечал Дерек Белл, верно?
– Э-э… верно. Это имеет значение?
– Да. Думаю, что да.
Папа обошел руины, повернулся и зашагал прочь.
На запад.
Ровным шагом.
Считая себе под нос.
Кэтчин говорила про сто шагов
На восьмидесяти шагах по земле пролетел порыв ветра, совсем рядом, словно опережая нас.
Папа досчитал до ста и остановился.
Вокруг были только грязь да деревья.
– Вы получили какую-то подсказку? – спросила Элли с сомнением в голосе.
– Вроде того, – ответил папа. Он вовсе не выглядел разочарованным. Наоборот, внимательно оглядывался. А через секунду что-то заметил и побежал дальше. Мы с Элли поспешили за ним и очутились на большой поляне.