О чем молчит Биг-Бен

— У меня с собой, я, наверное, поем на рабочем месте — надо проверить отчет…

— Я заметила — у вас тут принято есть на рабочем месте.

— Ланч — для слабаков.

— Понятно, — я смеюсь, а потом спрашиваю на голубом глазу, — а Тереза с Ксавье встречаются?

И Том вдруг оглядывается на меня очень удивленно:

— С чего ты взяла?

— Просто я все время их вижу вместе, и мне кажется, что они кокетничают. Может, это то, что и так все знают — я же недавно здесь.

— Насколько мне известно, нет, — говорит Том осторожно.

— Честно говоря, я сначала подумала, что Ксавье — гей.

— О?

— Почему-то показалось так, — увиливаю я от объяснений, — но теперь вижу, что ошиблась.

— Может, он сам пока не знает об этом? — говорит Том.

— О чем?

— Что он — гей.

— Да нет же! Я уверена.

— Он все время ездит с Марком в командировки, а Марк… Это всем известно. — Он словно подначивает меня.

— Слушай, но я же не думаю, что ты — гей, хотя вы с Марком постоянно закрываетесь в переговорных!

Том не отвечает. Мы доходим до нашего аквариума и размещаемся в нем.

Он снова за компьютером и печатает. Я достаю из коробки одну из папок и переворачиваю страницы. Папка тоненькая, в ней почти ничего нет, какие-то контрольные листы, бумажки с цифрами, списки кодов, схема, пара подшитых писем — некоторые адресованы кому-то мне незнакомому.

— А кто такая Маргарет Кроули?

— Работала менеджером тут, но в итоге перевелась на другой проект в Рединг.

Что-то знакомое.

— Менеджером? Как я?

— Вместо тебя.

Смутно вспоминаю случайный звонок, когда я была еще в Москве и мне предложили поработать в Рединге. А потом все затихло, испарилось, как мираж. Оказывается, потому, что незнакомая мне Маргарет Кроули уехала в Рединг вместо меня. Интересно, нравится ли ей там, не жалеет она, что променяла на него Лондон?

Том сидит очень близко. Рукав его рубашки время от времени чуть касается моей руки. Почти незаметно, но от этого случайного прикосновения очень приятно. Рубашка свежая и пахнет или стиральным порошком, или кондиционером для белья — «с запахом морозной свежести». Аромат смешивается с запахом его одеколона. Незнакомый запах, еле уловимый. Том такой свежий, благоухающий, и я вдруг остро осознаю, что надела свою футболку второй раз и она уже не такая свежая. Вдруг она уже чуть пахнет, а я не чувствую? И голову я с утра не успела помыть… Неожиданно мне неловко, и кажется, что Том тоже что-то заметил, но молчит. Я снимаю со спинки стула свой пиджак, надеваю, в процессе чуть отодвигаясь от него.

— Тебе холодно? — спрашивает он.

— Что? А? Да что-то тут кондиционер сильно дует… Том, а ты пойдешь завтра на неформальную встречу в паб после работы? — спрашиваю я и снова смущаюсь, потому что мне кажется, что вопрос возник из ниоткуда, без контекста и больше похож на приглашение.

— Не знаю, может быть. А ты?

— Да нет, наверное, что-то я устала за эту неделю.

— В субботу футбол, так что, скорее всего, нет. Может, ненадолго загляну.

— Я вот, может, тоже ненадолго… А ты играешь?

— Иногда, но завтра играет команда, за которую я болею.

— Ах, ну да! Как же — англичанин и не футбольный фанат!

— Типа того.

Возвращаются Рика с Паломой, и мы переключаемся на распределение файлов, но я довольна. Наконец лед трогается. Мы поговорили с Томом не о работе. Даже такое уже кажется мне небольшим прорывом.

* * *

Цвета для клиентских отчетов выбирает Ксавье. Строки будут окрашены в серый, голубой и оранжевый.

— Не оранжевый, — мягко поправляет меня Ксавье, улыбаясь, — янтарный.

Я действительно сначала думала, что он — гей. Ничто на это не указывает, кроме легкой манерности. Но разве это критерий? Он обожает что-то рассказывать. Понимает его кто-то или нет — вторично. Достаточно того, что все смотрят ему в рот, пусть и не успевая за мыслью. Он в восторге, когда от него в восторге. Нет никаких сомнений, что он разбирается в процессе лучше всех.

Но он не гей. Просто Ксавье со всеми ведет себя правильно. С иудеями он как иудей. Он подстраивается под любого. Когда я прихожу в отдел, они с Марком проводят много времени вместе, а Марк — гей. Худенький, с острыми чертами лица и подвижной мимикой, которые придают ему сходство с сурикатом. Как и Ксавье, Марк говорит быстро. Проглатывая слова, он объединяет целые идиоматические конструкции в подобие одного слова. Когда он начинает так говорить — со скоростью света, чуть приглушенным голосом, — я перестаю его понимать.

Я уверена, что между ними ничего нет, просто Ксавье так хорошо подстраивается, что словно начинает излучать флюиды.

У Марка главная фишка — примечательные носки. Разноцветные и веселенькие. Сначала я отношу это на счет проявления его личной эксцентричности, но потом думаю, что, возможно, это обще-английский тренд. У Тома из-под брюк тоже все-гда торчат носки с узорами, орнаментами или неожиданной цветовой гаммы, а иногда с какими-то внезапными принтами вроде крыс в шапочках, как у Санта-Клауса.