О чем молчит ласточка

— В принципе не удивительно видеть его именно в Констанце. Тут родился создатель дирижаблей — Цеппелин. В туристической справке вычитал, — пояснил он.

— Я думал, они как минимум лет пятьдесят уже не летают! — продолжал восклицать Юра. — Володь, а ты заметил, где мы лежим? — вдруг спросил он. — Это так странно. Мы под ивой.

Неопределенно хмыкнув в ответ, Володя снова закрыл глаза и почувствовал, как Юра аккуратно снимает с него очки и кладет рядом.

То, что он победил депрессию, Володя понял сам, без заключений врачей — просто Юра каждое утро стал будить его своей игрой. Он писал для него и про него. Так странно было ощущать себя музой, особенно в моменты, когда Юра будничным тоном звал послушать новую композицию и оказывалось, что она о нем. Слова любви Юра передавал музыкой — настолько прекрасной, что Володя едва сдерживался, чтобы не расцеловать его руки.

— Ива… — прошептал Володя, сквозь приоткрытые веки любуясь игрой солнца среди узких листочков. — Только лодки не хватает.

— Так вон же лодки! — Юра потряс его за плечо, указывая на причал неподалеку от лужайки, на которой они сидели. — Пойдем узнаем, сколько стоит прокатиться!

— Только поведу я, — уверенно заявил Володя, поднимаясь на ноги.

Спустя четверть часа под тихий плеск весел они отдалялись от берега. Голубое небо отражалось от глади воды, и казалось, будто и лодка, и они в ней не плывут, а летят по воздуху. Закатное солнце красило пространство в розово-лиловые цвета, и это добавляло происходящему еще больше нереальности. Юра продолжал тихонько напевать себе под нос Рахманинова, а Володя устремил взгляд к горизонту.

Он никогда не подумал бы, что жизнь приведет его к границе двух чужих стран — Швейцарии и Германии. Не к Уральским горам или Карпатам, а к Альпам. Не к Волге или Днепру, а к истоку Рейна. Не к нелюбимой жене или неверному любовнику, а к тому, с кем он учился любить.

И с кем научился.