О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного

«Птибурдуков, тебя я презираю, <…> Жены моей касаться ты не смей, ты хам, Птибурдуков, мерзавец! Куда жену уводишь от меня?»

«Не инженер ты – хам, мерзавец, сволочь, ползучий гад и сутенер притом!»

«Уйди, Птибурдуков, не то тебе по вые, по шее, то есть вам я надаю».

«Я обладать хочу тобой, Варвара!»

«Ты похоти предаться хочешь с ним. Волчица старая и мерзкая притом».²⁰

Соблазнительно сравнить эти ямбические инвективы на сексуальную тему с шестистопными обличениями Ебихуда Празднокрасы, пожелавшей уйти от него к Мордорвану: «Кого ты, дерзкая, воспоминать дерзаешь? // Или что мне он враг, ты то позабываешь? // Конечно, Мордорван еще тобой любим // И, видно, ермаком прельстил тебя своим, // Однако сей любви терпети я не стану»²¹. Или: «Я суестанову шматину презираю». Только ильфопетровский Лоханкин даже ямбом овладеть нормально не может, сбиваясь с «годуновского» пятина «александрийский» шестистопный стих, характерный для трагедий XVIII века, пародировавшихся Барковым в «героической, комической и евливотрагической драме в трех действиях» «Ебихуд».

«Ах! Как люблю я птицу эту» О чем молчит соловей в романе Юрия Тынянова «Пушкин»

Лиза глазки голубые

Вдруг задумала закрыть:
Вспорхнули амуры злые,
Начали ее будить.

Вы, которые хотите

Нас любовью поразить,
Над амуром не шутите:
Он к вам птичкой залетит.

Народная песня

«Лет пятнадцати, не боле»

¹

Мы продолжаем наш разговор о судьбе непристойной, или, по определению Григория Гуковского и Владимира Орлова, «подпольной» поэзии XVIII века в русской литературе XIX–XX веков². Эта новелла посвящена отголоскам и функции одного из самых ярких и «голосистых» произведений этой рукописной традиции в поэзии Пушкина и «исследовательском» романе Юрия Тынянова, посвященном творческому пробуждению и становлению поэта, названного восторженными современниками «соловьем русской поэзии».

Любитель Муз, с зарею Майской
Спеши к источникам ключей;
Ступай подслушать на Фурштатской,
Поет где Пушкин соловей…³

– писал в конце своей долгой литературной жизни искренний почитатель Пушкина, всеми осмеянный стихотворец граф Дмитрий Хвостов. Подслушаем и мы…

Московский «Соловей»

В своих воспоминаниях о «незабвенном» Николае Михайловиче Карамзине благочестивый поэт-патриарх Федор Глинка уделяет несколько слов какому-то загадочному сочинителю давних времен Панцербитеру – автору «пьесы» «Была девица Катерина», «которая долго бегала по рукам в рукописи» в конце XVIII века. Этот Панцербитер был якобы частым гостем Карамзина, причем всякий раз, когда он входил, хозяин приветствовал его словами: «„Wаs macht man auf dem Рarnasus, Нerr Рanzerbitter?“ [Ну, как там на Парнасе, господин Панцербитер?] – и продолжал с ним веселый разговор»⁴. Герру Панцербитеру приписывались и другие скабрезные непечатные произведения, которые, судя по всему, входили в заветную сафьяновую тетрадь екатерининского секретаря Храповицкого, утраченную, если верить хранителю литературных преданий прошлого князю Петру Вяземскому, во время московского пожара.

В отличие от мифического (как я доказываю в своей новой книге) Панцербитера, «пьеса» «Была девица Катерина» существовала. Приведенное Федором Глинкой название является зачином известной эротической поэмы «Соловей», традиционно атрибутируемой князю Дмитрию Горчакову (1758–1824), автору распространявшихся в списках сатирических «Святок», сатир и эпиграмм, к которому Пушкин обращался в своем юношеском стихотворении «Городок» и которому в 1828 году пытался от греха подальше «приписать» (посмертно) свою богохульную и фривольную «Гавриилиаду».