— Да. Он разве не из-за него с собой покончил? В тот вечер они на башне вместе были. Я видел их. Хотел к себе в каморку пойти, но решил не мешать.
— И что они делали?
— Ругались. Потом вроде обнимались. Я долго не смотрел, ушел.
— Парень, говоришь? Не мужчина?
— Нет. Постарше, конечно, Роди, но тоже молодой.
— Как ты определил, если находился внизу, а ребята наверху? И было темно?
— Луна светила ярко. Я видел обоих. Второй выше. В модной куртке, не подростковой. С прической такой интересной…
— Васек, а ты не подумал о том, что ребята не обнимались, а боролись?
Тот пожал плечами:
— Я в чужие дела не лезу. Увидел, развернулся и ушел. Моя хата с краю.
— Мог бы описать того парня так, чтобы специалист фоторобот составил?
— Никакой ментовки! — замотал головой дядя Вася. — Не поеду ни за что!
— Я могу нарисовать портрет, — вступила в разговор Оля. — У меня есть приложение на телефоне.
— Не надо!
— Не нравлюсь я вам, да? Не доверяете женщинам, как и ментам?
— Я вас боюсь, как и их. Но дело не в этом. Вон он, тот парень. По улице идет. У него другая прическа и куртка. Он вообще очень изменился… Но это тот, с кем находился Родя на маяке в ночь своего самоубийства.
Эта дача…
Сколько воспоминаний связано с ней!
Роман Попов пережил самые яркие эпизоды юности, взлеты и падения, именно в доме под номером одиннадцать в поселке «Лира», который как деятель искусства получил от государства Павел Дмитриевич Печерский.
Маэстро! Или Карабас-Барабас, как называла его Эмма Власовна.
В Маргариту Роман был влюблен, как и Марк. А как не втюриться в ту, кого превозносит Маэстро? Она яркая, талантливая и… красивая? Да, пожалуй! Но по-своему. Рома и не рассмотрел бы в Марго очарования, если бы не Павел Печерский. Но его мнение было очень важно всем воспитанникам. Даже Роде, любимчику. И он тоже проявлял интерес к своей бессменной партнерше. Хотя, по ее словам, он всего лишь поддерживал ее. И то в последнее время. А раньше они друг друга едва терпели. Оказалось, правда. Запись в дневнике Роди это подтверждает. Но Попов с Марком не верили в это и боролись за внимание примы. Второй более активно. Но оба получали отказ.
Из-за Роди!
Таков был вывод. И ни один из парней не думал о том, что Маргарите просто неинтересны оба. Она вообще ни в кого не влюблялась. Кроме актерства, девушку ничего не увлекало. Марго и замуж-то вышла потому, что поняла: она ничем не выделяется среди таких же студентов. Более того, не дотягивает до уровня некоторых.
Роман зашел в дом. В нем мало что изменилось. А в гостиной совсем ничего. Именно тут они репетировали когда-то, и он узнал, что ему достается роль не осла Серого, а Санчо Пансы. Жаль, он так и не сыграл его. После смерти Роди закончилась эпоха Маэстро, а, как следствие, и детско-юношеского творчества. При Дворце культуры открывали студию еще пару раз, но ребята, что ходили в нее, могли только на детских праздниках играть. То были зайчики и лисички, братья-месяцы максимум, Золушки и принцы, но не Дон Кихоты, Онегины, Кончиты, Покахонтос.
— Добрый день, — услышал Рома голос сына Маэстро — Леонида. Он знал, что тот дома. Поэтому пришел.
— Здравствуй. Помнишь меня?
— Нет.
— Рома Попов. Подопечный твоего отца.
— Вас много было, поэтому я не всех…
— Не, меня ты точно должен помнить. Но я изменился. Был худеньким. И мне для роли Санчо Пансы накладной живот требовался. Ты ж его и сварганил из поролона?
— Ты тот мальчик, которому досталась роль Родиона?
— Ага.
— Да, ты сильно изменился.
— Полысел, потолстел. Увы.
— Я тоже немного раздался… И вот тут, — Леня хлопнул себя по темечку, — лес не так густ, как раньше.
— Нет, ты выглядишь отлично. Годы над тобой не властны.
— Скажешь тоже, — отмахнулся Леонид, но комплименту порадовался, это было заметно. — Чего пришел? Выразить соболезнования?
— Могу сказать и так. Но, если честно, я думаю, что мир стал лучше после того, как ушел Маэстро.
— Что ты такое говоришь? — воскликнул Леонид.
— Говном был твой папаша. Помер и ладно. Я пришел, чтоб тебе глаза на него открыть. Чтоб ты не горевал.
— Мой отец не был идеальным… Но и говном… не был тоже.
— Ты просто его не знал.
— Я? Да лучше вас всех.
— Нет. С тобой он виделся от случая к случаю. А мы были его птенчиками. Он нас чуть ли не с клювика кормил. Тебе, Ромочка, вот этого червячка, Марго другого, а Роде, как самому любимому, жирненькую гусеницу. Понимаешь, конечно, что я метафорически выражаюсь.
— Я же не дебил, — буркнул Леня. Затем сел на кресло, которое любил Маэстро. Роман опустился на диван, стоящий рядом.
— Родя вел дневник. Он нашелся только после смерти его сестры. Я читал его.
— И что там?
— Много того, о чем даже мы, питомцы твоего отца, могучая кучка, не знали. У Маэстро и Лени были отношения.
— Какие глупости!
— Я бы дал тебе почитать дневник, но у меня его нет при себе.
— Отец любил Родю, да. Но как сына.
— Но у него же был ты! Кровь от крови, плоть от плоти…
— Да, но меня он не любил. Считал никчемным. А Родя был талант.
— Если так, почему ему в конечном итоге дали роль бессловесного осла?