О чем не сообщил ТАСС

Курышев вышел, обыск продолжался. Внимание следователей привлек учебник по судебной медицине для юридических вузов с закладками в разделе, описывающем убийство с применением ядов и других химических препаратов. Было обнаружено также оружие, о котором уже упоминалось выше. Между листами книг довольно большой библиотеки были найдены блокнот для расшифровки полученных радиограмм, копирка для нанесения тайнописи и пленки с инструкциями американской разведки, почти в каждой из которых напоминалось о необходимости их уничтожения по прочтении. Отдельные документы были изготовлены на бумаге, быстро растворяющейся в воде. Но Огородник в силу своей самовлюбленности не мог уничтожить эти документы, так как там почти всегда присутствовали слова похвалы в его адрес. Американцы достаточно хорошо знали его личные качества, но в данном случае это обернулось трагедией для их агента.

Все это время я сидел один рядом с Огородником и внимательно наблюдал за его поведением. Погруженный в глубокое раздумье, он изредка отвечал на задаваемые ему А. А. Кузьминым вопросы по ходу проводившегося обыска. Нервная дрожь прошла, и внешне казалось, что он немного успокоился и вроде бы смирился со столь неожиданной для него трагической ситуацией. Вместе с тем было совершенно очевидно, что его мозг лихорадочно работал в поисках возможных выходов из создавшегося положения. Находившимся в комнате понятым периодически предъявлялись обнаруженные в процессе обыска относящиеся к делу вещественные доказательства, что оформлялось соответствующим протоколом. Все шло, как говорится, своим чередом, в полном соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом. Обстановка вполне позволяла мне приглядываться между делом к отдельным деталям интерьера комнаты. В книжном шкафу, который как раз находился напротив, я, будучи заядлым собирателем книг из серии «Жизнь замечательных людей», обратил внимание на только что вышедшую из печати книгу «Вашингтон», написанную доктором исторических наук профессором Н. Н. Яковлевым, известным специалистом по истории США и автором, как я узнал позже, монографии «ЦРУ против СССР». Видать, Огородник, человек обстоятельный, внимательно изучал историю страны, спецслужбам которой он продался.

Размышляя обо всем этом, я неожиданно услышал не обращенный ни к кому, как мне первоначально показалось, возглас руководившего обыском А. А. Кузьмина: «Посторонних прошу покинуть помещение!». Но затем догадался, что речь идет о представителях оперативного отдела, то есть обо мне и Н. Лейтане. Однако, зная о том, что всей операцией из находящегося поблизости оперативного штаба руководит мой непосредственный начальник В. К. Бояров, я никак не прореагировал на эти слова. Так же, следовательно, поступил и Н. Лейтан, предварительно внимательно посмотрев на меня. Прошло еще некоторое время, но просьба больше не повторялась.

Мы по-прежнему находились в непосредственной близости от Огородника, исключая возможность его самовольного передвижения по комнате. В процесс же проводившегося следователями обыска не вмешивались.

Между прочим, в последующие годы я время от времени встречался с А. А. Кузьминым. Мы с ним нередко вспоминали о той памятной для нас обоих ночи в доме на Краснопресненской набережной, и у меня сложилось впечатление, хотя мы никогда не обсуждали этот вопрос, что он испытывал определенную неловкость от того самого возгласа, предназначавшегося мне. Впрочем, это было не главной его ошибкой как руководителя обыском. Кто знает, останься я там до конца обыска — и не случилось бы того, что произошло? Но судьба распорядилась иначе.

В час ночи я был вызван в оперативный штаб, где от В. К. Боярова получил указание:

— Поезжайте домой. Завтра с утра будет много работы, и надо хорошо выспаться. Костыря уже уехал.

Во дворе меня ждала машина Седьмого управления. Ехали по пустынным, безлюдным, но еще освещенным улицам, и через какие-то 20–25 минут я был уже дома, почти, по тем временам, на самой окраине города.

Рано утром, перед отъездом на работу, как обычно в те дни, позвонил дежурному по отделу, чтобы узнать, как обстоят дела, и был ошеломлен тем, что услышал. Огородник отравился! Он мертв. Все это совершенно не укладывалось в голове. Как такое могло случиться в процессе проведения следственного мероприятия, когда все и вся до предела регламентированы Уголовно-процессуальным кодексом? У меня, юриста по образованию, это просто не укладывалось в голове. Такого невозможно было себе представить даже в дурном сне!

А произошло вот что. Уже после моего отъезда, около двух часов ночи. Огородник попросил у следователей бумагу и авторучку с тем, чтобы, как он сказал, написать объяснение на имя руководства КГБ СССР. Ему дали и то и другое, но вскоре он попросил свою лежавшую на столе авторучку, которую один из следователей, хотя и не очень тщательно, уже осматривал. После повторного, более внимательного, осмотра он разрешил ею пользоваться. Огородник, подперев голову левой рукой, начал писать:

«В Комитет государственной безопасности СССР. Объяснение.