Читаем О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии полностью

Сейчас я вспоминаю когнитивный диссонанс, возникший у меня в голове, когда я первый раз пришел в клинику, которой мне предстояло руководить.

Такого мне не могло присниться даже в самом смелом сне. Это была современная, только что отремонтированная хирургическая клиника, готовая к проведению самых сложных операций. Стационар с удобными клетками, войдя в которые можно было работать с собаками. Отдельные помещения для больших и мелких грызунов. А операционный блок! Да, именно блок, а не замызганный кабинет, в котором велся прием и тут же делались операции. О таком я даже не читал, не говоря уж о том, чтобы нам рассказывали в академии. Предоперационная, где животное подготавливалось, а врачи намывались[2] и одевались на операции, операционная с двумя столами, прибором для электрокоагуляции, аппаратом искусственной вентиляции легких, аппаратом для ингаляционного наркоза, подводкой кислорода, аппаратом УЗИ, эндоскопом, который при необходимости приносили сверху из института, рентгеном. Инструментов было столько, что я просто не знал девяносто процентов их названий и предназначения. Инструменты, как и операционная одежда, после операций относились в стерилизационную института и возвращались запаянными в пакеты, полностью готовыми к очередному использованию. И самое главное, мечта многих ветеринаров того времени – зеленые операционные пижамы. Вход в операционную разрешался только в масках. Институтская лаборатория круглосуточно делала все необходимые анализы. И еще, что немаловажно, у меня был собственный вход с улицы. Словом, это был сон. И все это простаивало, потому что деньги на науку закончились.

Это сейчас есть множество клиник, которые гораздо лучше по оснащению, а тогда таких было только две: одна, которой руководил я, а другая располагалась в Онкологическом центре на Каширке, и ею руководил мой хороший приятель Владимир Никифорович Митин.

Мои друзья вскоре уволились с Мосгорветстанции и занялись частной практикой. Это все было здорово, но наши пытливые умы не могли работать в режиме обывателей. Однажды Владимир Иванович, лихо закинув локоть и произнеся традиционный тост, открыл наше очередное собрание. По мере опустошения бутылки и перспективы появления на столе второй повестка вечера плавно сместилась в сторону вечного русского вопроса «Что делать?». Вернее, «Что будем делать?». Все вокруг, вплоть до туалетов, фонтанировало кооперативами, а мы вот так сидим.

В те времена каждому кооперативу был необходим гарант. Как я понимаю, это какая-то контора, которая давала гарантию, что ты не полный идиот, и подставляла свою задницу, если ты таковым оказывался. Контора должна быть профильной, и мы понимали, что даже в голодный год за мешок лука Мосгорветотдел не станет с нами сотрудничать. Решение пришло само собой. А что, если нам «упасть» под Росохотрыболовсоюз? Там за эту идею сразу уцепились. Охотники знают толк в собаках и дорожат ими. Поэтому им выгодно иметь свою ветеринарную клинику, которой они могут доверять. Тем более что на ветеринарную службу им не требовалось получать никакого разрешения, в некоторых охотхозяйствах и региональных охотничьих союзах уже были свои ветврачи. Я думаю, что ни одному человеку в голову не могло прийти, что так просто можно было начать заниматься в Москве лечением собак и кошек, не подчиняясь никому.

Следующий вопрос, который надо было решить, – это помещение. Клиника же должна где-то существовать. Начались лихорадочные поиски. Причем мы не знали, что мы ищем и что нам надо. Хотя как раз знали и понимали. Понимали, что это несбыточная мечта, так как нормы того времени были очень строгие и об открытии клиники в помещении, специально не приспособленном для работы с животными, не могло быть и речи.

Как-то, сидя на работе и не зная, чем заняться, я представил себе, как наша клиника работает в подведомственном мне помещении и как мы просто переворачиваем всю московскую ветеринарию. У нас стоят очереди, к нам едут со всей Москвы. Ну, такие ветеринарные Нью-Васюки. Вот с таким недодуманным проектом я и пошел к директору института, профессору Геннадию Ивановичу Воробьеву. Битый час я излагал ему свою идею использования простаивающего помещения и оборудования под ветеринарную клинику и материальную выгоду института. Геннадий Иванович меня внимательно выслушал, поднял трубку телефона.

– Юрий Иванович, зайдите ко мне прямо сейчас.

Через две минуты в кабинет зашел Юрий Иванович Дмитриенко – заместитель Геннадия Ивановича по АХЧ, человек, который впоследствии всегда был на нашей стороне.

– Вот у Алексея Анатольевича есть идея. Выслушайте его и скажите мне свое мнение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки по русской литературной и музыкальной культуре
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

В эту книгу вошли статьи и рецензии, написанные на протяжении тридцати лет (1988-2019) и тесно связанные друг с другом тремя сквозными темами. Первая тема – широкое восприятие идей Михаила Бахтина в области этики, теории диалога, истории и теории культуры; вторая – применение бахтинских принципов «перестановки» в последующей музыкализации русской классической литературы; и третья – творческое (или вольное) прочтение произведений одного мэтра литературы другим, значительно более позднее по времени: Толстой читает Шекспира, Набоков – Пушкина, Кржижановский – Шекспира и Бернарда Шоу. Великие писатели, как и великие композиторы, впитывают и преображают величие прошлого в нечто новое. Именно этому виду деятельности и посвящена книга К. Эмерсон.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кэрил Эмерсон

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Анархия. Мысли, идеи, философия
Анархия. Мысли, идеи, философия

П.А. Кропоткин – личность поистине энциклопедического масштаба. Подобно Вольтеру и Руссо, он был и мыслителем, и ученым, и писателем. На следующий день после того, как он получил признание ученого сообщества Российской империи за выдающийся вклад в геологию, он был арестован за участие в революционном движении. Он был одновременно и отцом российского анархизма, и человеком, доказавшим существование ледникового периода в Восточной Сибири. Его интересовали вопросы этики и политологии, биологии и геоморфологии. В этой книге собраны лучшие тексты выступлений этого яркого, неоднозначного человека, блистающие не только обширными знаниями и невероятной эрудицией, но и богатством речи, доступной только высокоорганизованному уму.

Петр Алексеевич Кропоткин , Пётр Алексеевич Кропоткин

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Поэзия как волшебство
Поэзия как волшебство

Трактат К. Д. Бальмонта «Поэзия как волшебство» (1915) – первая в русской литературе авторская поэтика: попытка описать поэтическое слово как конструирующее реальность, переопределив эстетику как науку о всеобщей чувствительности живого. Некоторые из положений трактата, такие как значение отдельных звуков, магические сюжеты в основе разных поэтических жанров, общечеловеческие истоки лиризма, нашли продолжение в других авторских поэтиках. Работа Бальмонта, отличающаяся торжественным и образным изложением, публикуется с подробнейшим комментарием. В приложении приводится работа К. Д. Бальмонта о музыкальных экспериментах Скрябина, развивающая основную мысль поэта о связи звука, поэзии и устройства мироздания.

Александр Викторович Марков , Константин Дмитриевич Бальмонт

Языкознание, иностранные языки / Учебная и научная литература / Образование и наука