О чем поет вереск (СИ)

Начальник замковой стражи, завидев владыку и весь Благой Двор, хлопнул три раза: ши сменили длинные палки на полуторники и выстроились в три ряда. Глухо застучали барабаны, засверкала холодная сталь, заметались заплетенные для битвы черные косы с серебряными лентами… Волки, отрабатывая удары, двигались слитно, слаженно, и у многих в королевской свите сами собой заходили плечи.

Этайн, всегда завороженно следившая как за танцами, так и за схватками, вздохнула судорожно и спрятала лицо на груди Мидира. Он вздохнул, без слов понимая ее тревогу: раньше волки не воевали с галатами. Шепнул слова ободрения и попросил не волноваться. Его королева и так слишком переживала за все. За раненых волков, за своих соплеменников, за солнечную девочку…

Законы домов неумолимо жестоки к прямым наследникам, Мидиру оставалось лишь гадать, что смог измыслить Джаред.

Что было отдельно занятно, сегодня хворый хромой Фордгалл прыгал вполне бодро и не оставлял солнечную девочку ни на минуту. Влюбленный Джилрой вздыхал, мрачнел, но молчал; Линна была тиха и отвечала вежливо, но коротко на рассыпчатую словесную вязь лесного принца. Рассказывал он о своем лесе с таким пылом, что заслушивались даже волки.

Мэллин что-то бормотал о божественных ветках, но не прерывал лесного принца, забравшего большую часть внимания королевских волков. Серебряный обруч и изящная фибула — королевские знаки рода Джаретта — украшали его наряд, что случалось нечасто.

Этайн поглядывала на Лианну, Фордгалла и Джилроя, тревожно следя за финалом драмы, что началась когда-то в доме Солнца, где выросли трое этих столь разных ши, а закончиться могла в Черном замке, самом сердце Благого двора.

Волосы принцессы Солнца мерцали попеременно то белым, то золотистым. Насколько Мидир понимал солнечное волшебство, принцессу терзали любовь и сомнения, вгонял в тоску несчастный Джилрой и вис камнем на шее неотступный Фордгалл. Как ни странно — лесовик мог считаться почти союзником — в данной ситуации Мидир ему не сочувствовал.

Больше всего он переживал за племянника, нежданно-негаданно полюбившего эфемерное солнечное создание. Мидир, который готов был ради любимой отдать свою жизнь, но не ее свободу, с одной стороны понимал чуждую логику, но с другой — серчал на упертого волчонка, обрекающего себя на вековечные муки единственной и неразделенной любви. Мэрвиново воспитание чувствовалось во всем, и Джаред скорее отгрыз бы себе лапу, чем загреб себе брак, обещающий счастье ему, но не возлюбленной.

Фордгалла сомнения не мучили. Наблюдая взгляды, бросаемые им на Джилроя, и всплеск внимания к Лианне, внимания с примесью злобного торжества тайной двойной победы, волчий король начинал понимать, почему лесовика столь не любил Мэллин.

Впрочем, в политике благих домов любовь-нелюбовь особой роли не играла, и Мидир все еще был готов поддержать Фордгалла, буде тот станет претендовать на деревянный трон. С нынешним лордом Леса отношения были весьма прохладными: тот, напрямую не прекословя владыке, постоянно совал свои отростки в дела домов, стравливал Камень со Степью, а Огонь с Небом, и не так давно уполз, покусанный волками, после очередной короткой кровопролитной войны, однако, оттяпав часть земли дома Огня. Земли, дававшей силы и волшебство. Не все лесные ярлы поддерживали своего лорда, а невероятно обаятельный Фордгалл убеждал и договаривался на зависть многим; не упускал своего, что Мидиру нравилось. Правда, имел вредную привычку покушаться на чужое, но такова уж привычка многих королей благих домов. Однако мало кто из них до сих пор пребывал в добром здравии и при короне.

От не слишком приятных раздумий, уже в трапезной, Мидира отвлекла Этайн. Она поприветствовала Вогана, который поставил перед ней тарелку с чем-то, больше напоминавшем по форме цветы, чем еду. Повар попросил украсить этот день улыбкой и порадовать всех хорошим аппетитом. Неодобрительно прицокнул на тарелку Джилроя, где нетронутая рыба печально белела выпученными глазами. Махнул рукой, и поварята споро доложили очередную порцию запеченного мяса на середину стола. Фордгалл потянулся одним из первых, но внезапно скривился и, пошатнувшись, оперся темной широкой ладонью о точеную руку сидящей рядом Лианны. Где нежную золотистую кожу, перевитую цепочкой с восьмигранником ее дома, не прикрывали ни тонкие перчатки, ни широкий рукав расшитого желтого блио!

Присутствующие ахнули.

Подобное расценивалось даже не как нарушение этикета, а как прямое оскорбление королевского рода. И пусть вокруг находились ши другого дома, волки, успевшие за без малого два столетия узнать и полюбить солнечную принцессу, повскакивали с мест. Руки их потянулись к клинкам, в хищных оскалах показались клыки, а глаза полыхнули свирепым желтым огнем.

Лианна тоже привстала, снова тревожно белея, но тут же медленно и будто обреченно опустилась обратно.

Этайн обернулась к Мидиру, ожидая пояснений. Он молча притянул ее к себе и, поцеловав в висок, шепнул: «потом, любовь моя, все потом».