О чем рассказали «говорящие» обезьяны

Поведение Лулиса вполне соответствовало этим наблюдениям. Никто из персонала не показывал ему знаков, и в его присутствии люди старались не использовать жестов за исключением разве что семи самых необходимых для поддержания порядка. Своему первому знаку (имя одного из сотрудников) Лулис научился на восьмой день жизни с Уошо. Вскоре, наблюдая за ней, он усвоил еще три знака: «ЩЕКОТАТЬ», «ПИТЬ», «ОБНИМАТЬ» (FOUTS ET AL. 1982, 1989; FOUTS, Mills 1997/2002). К концу 1981 г. от Уошо и других обезьян он перенял 32 знака, и в 90 % случаев это происходило спонтанно, без подсказок матери. Через день после того как Лулис усвоил жесты «СКОРЕЕ» и «ДАТЬ», Футс, давая ему пить, внезапно, без предупреждения, отнял чашку от его рта. Лулис посмотрел на Футса и прожестикулировал: «СКОРЕЕ ДАТЬ» — и это была его первая комбинация двух знаков. После восьми недель, проведенных с Уошо, годовалый Лулис неизменно применял жесты при общении и с людьми, и с обезьянами. В первые 18 месяцев после усыновления он спонтанно овладел более чем двадцатью знаками. В последний год работы (1985) Лулис уверенно использовал 55 знаков. Он употреблял их в одном из каждых восьми контактов с другими шимпанзе. Но когда он бывал с Даром, своим лучшим другом, он жестикулировал чаще (в одном случае из пяти). В среднем Лулис теперь «разговаривал» с Даром в три раза больше, чем с Уошо. Как и дети шестилетнего возраста, Лулис пользовался языком, чтобы укрепить свои дружеские отношения. Он был первым животным, которое выучилось языку-посреднику от других животных!

Интересно отметить, что люди практически не разговаривали с Лулисом на амслене до 24 июня 1984 г., т. е. первые пять лет его жизни, а когда заговорили, он не отвечал им, по-прежнему реагируя только на акустическую речь. Потребовалось 4 месяца, чтобы Лулис начал общаться с людьми на амслене (Fouts R. 1994; Fouts D. 1994; Fouts et al. 1982, 1984, 1989).

Итак, Уошо, как правило, не приходилось прибегать к активному обучению Лулиса, потому что он, как и дети, усваивал язык в силу внутренней потребности к социальному взаимодействию. Но время от времени Уошо все же превращалась в наставницу своего сына. Однажды Футсу удалось наблюдать, как она поставила перед ним стул и пять раз повторила знак «СЯДЬ НА СТУЛ». В другой раз она на глазах у Лулиса несколько раз подряд повторила знак «ПИЩА», когда один из добровольных помощников поставил перед ней миску с овсянкой. Затем она нужным образом сложила пальцы на руке Лулиса и приложила к его губам несколько раз — в точности так, как в свое время это проделывал с нею Футс или как это делают родители с глухими детьми. Материнский урок оказался эффективным, и Лулис очень быстро усвоил этот знак. Характерно, что Уошо приобщала Лулиса не только к языку жестов. Она, например, научила его играть в прятки именно так, как в свое время ее научил Р. Футс, а Лулис сам придумал игру в догонялки. Все это очень напоминает распространение культурных навыков у диких шимпанзе — когда, например, мать споро и доходчиво показывает дочери, как раскалывать камнем орехи (BOESCH 1991). Преднамеренное обучение детенышей матерями с исправлением ошибок — одна из тех сфер поведения, которые считались сугубо человеческими. Наличие такой способности у горилл и шимпанзе составляет одну из важнейших особенностей поведения антропоидов, отличающую их от остальных животных, даже от других приматов. Она основана, по-видимому, как на развитой способности осознавать собственные действия, так и на умении поставить себя на место сородича — «другого» (PREMACK & PREMACK 2003; TOMA-sello, Call 1997).

Так, по мере углубления наших знаний о жизни шимпанзе (и других антропоидов) в их естественной среде обитания, со всеми ее сложностями и тонкостями, в сочетании с результатами лабораторных экспериментов и изучения «говорящих» обезьян, постепенно выявляются все новые признаки сходства их поведения с человеческим. Как подчеркивает Р. Футс, значение «Проекта Лулис» состоит в том, что впервые удалось подтвердить сходство процесса усвоения языка шимпанзе с человеческим и представить этот процесс как культурный феномен. Уошо приобщала сына к жестовой системе коммуникации, а тот с готовностью ее усваивал, и это очевидно способствовало укреплению связи между ними. Футс высказал даже предположение, что первопричиной возникновения и эволюции языка у наших предков гоминид была та роль, которую он играл в укреплении общения между матерью и детенышем. Такое общение особенно важно для всех животных с долгим периодом детства, т. к. нацеливает детеныша на подражание и обучение.

Способность перенимать жесты друг у друга была обнаружена и у участников прочих языковых проектов. Самое яркое подтверждение культурной преемственности в освоении языков-посредников предоставил нам бонобо Канзи, а затем и другие дети Мататы, которые начинали осваивать клавиатуру, просто наблюдая за матерью. В конце 1990-х годов сын Панбэниши Ньют приобщился к йеркишу таким же образом.