О чем рассказали мертвые

Стражники выволокли ее обратно в трапезную и швырнули на пол. Вероника была вся в крови. С рясы ручьями текла кровь. На пути из кухни к своему столу судьи делали большую дугу, чтобы обойти безумную. Несколько капель поросячьей крови попали на епископа Нориджского, и тот рассеянно-брезгливо одергивал свою сутану. Мансур и сэр Роули вернулись с каменным выражением. У раввина Готче были почти белые губы. Настоятельница Джоанна тут же присела на лавку и спрятала лицо в ладони. Даже Хью, привычный к крови, но не к зверству человеческому, имел мрачно-отрешенный вид.

Аделия поспешила к сестре Вальпурге, которая при выходе из кухни рухнула без чувств. Салернка пошлепала ее по щекам. Когда монахиня очнулась, лекарка шепнула:

— Делай короткие неторопливые вдохи. Сейчас все пройдет.

За ее спиной говорил король Генрих:

— Ну, милорды, я думаю, вы наглядно убедились, что если сатана и был в этом замешан, то женщина помогала ему с преогромной охотой.

В трапезной стало тихо. Одна Вальпурга панически сопела, приходя в себя.

Наконец один из епископов решился заговорить:

— Несчастная, разумеется, будет судима церковным судом.

Однако не для того король устроил мерзкую ловушку Веронике, чтобы остаться с носом.

— Она обычная преступница, — грозно возразил он. — И действовала по указке не бесов, а богомерзкого убийцы. Ее следует казнить как сообщницу.

— Монахиня подсудна только церкви.

— И что вы с ней сделаете? Вешать или проливать кровь вам не положено. Стало быть, ваш суд наложит на нее вечное покаяние и оставит в монастыре. Или отлучит от церкви, приговорит к проклятию души и отпустит гулять на воле. А что она там будет делать? Ждать, когда другой убийца свистнет ее на подмогу? Или в одиночку продолжит кровавое баловство?

— Берегись, Плантагенет! — громыхнул в ответ архидьякон. — Желаешь ли ты опять воздвигнуться на святого Фому Бекета, павшего от меча твоих рыцарей? Смеешь ли ты оспорить его великие слова: «Церковь имеет одного государя и подчиняется едино Королю Небесному; посему она живет по собственным законам»? Эта женщина лишится спасения души. На веки веков. Есть ли казнь страшнее, чем не иметь надежды на искупление и знать, что будешь вечно гореть в аду!

— Душу она уже давно потеряла, — огрызнулся король. — Если не казнить ее, Англия потеряет новых детей!

Происходила та же сшибка духовной и светской властей, что при Фоме Бекете. И снова аргументы короля были весомее. Но не в глазах церкви.

Генрих Второй повернулся к своим союзникам: сэру Роули, раввину и Хью:

— Видите, в чем было мое несогласие с архиепископом? «Вершите свои суды, — говорил я, — но преступников отдавайте мне — для настоящего наказания. Иначе вы становитесь укрывателями убийц и насильников!»

Король повернулся к иерархам и грозно вознес кулак. Губерт Уолтер быстро подскочил и повис на его руке:

— Сир, умоляю, остыньте… не забывайтесь…

Генрих сердито стряхнул секретаря.

— Нет, Губерт, я этого не потерплю! — крикнул он. Потом, стирая слюну с губ, сказал более спокойно: — Слышите, милорды? Я этого не потерплю!

Судьи, даже самые храбрые, ежились под яростным взглядом Плантагенета.

— Берите ее, пытайте, приговаривайте к вечному проклятию… Только помните, что эта тварь не должна отравлять своим зловонным дыханием воздух моего королевства. Ушлите ее в Тюрингию или в Индию, пусть там режет детей. А я не отдам на заклание больше ни одного английского ребенка. Если через два дня эта тварь будет все еще в Англии и жива, я всему миру объявлю, что церковь оберегает неслыханную преступницу. А касательно вас, матушка-настоятельница…

Приоресса Джоанна подняла голову. Ее лицо было заплакано. В волосах змеилась свежая седая прядь.

— Если бы вы радели о своих монахинях и приглядывали за ними хотя бы с половиной того усердия, что за псами и лошадьми… Словом, если Вероника останется в вашем монастыре, я разнесу его по камушку! Зарубите это себе на носу! А теперь вон отсюда! И заберите с собой поганую воспитанницу.

После того как король, все еще кипя яростью, вышел во двор, сел на коня и ускакал вместе со свитой, остальные беспорядочно потянулись к выходу. Дождь прекратился. Занимался холодный и туманный рассвет. Из лошадиных ноздрей валил пар. Судьи рассаживались по паланкинам. У дверей стоял усталый, изможденный и постаревший настоятель Жоффре.

Аделия нарочито отвернулась, когда стражники провели мимо нее Веронику, за которой с потерянным видом следовала настоятельница Джоанна. Раввин помахал лекарке рукой и направился в сторону крепости. Вальпурга, окончательно пришедшая в себя, тоже побрела в обитель. С Аделией остался только Мансур, благослови его Бог.

Она медлила идти прочь: ждала сэра Роули Пико. Но напрасно.

Он все не появлялся… или уже ушел. Впрочем, какая разница?..

— Пойдем, Мансур, — сказала салернка.

— Вам нехорошо? На вас лица нет!

— Пустяки. Это все проклятые впечатления последних суток.

Они пошли через двор к воротам. Аделия оглянулась и по привычке поискала глазами Страшилу. Собаки не было… и никогда не будет.

Мансур заметил ее движение и печально поджал губы.