О чем шепчут кипарисы

– Они забрали его… Но твоя Yia-yia пыталась… Она пыталась… – дрожащим голосом повторял Янни. – Она одела мою бабушку, как гречанку, повязав ей на голову свой черный платок и накинув на плечи черный свитер, который сняла с себя. Они укрылись в церкви Святого Спиридона. Твоя бабушка молилась, а моя плакала, сидя на полу и крепко обнимая дочерей. Yia-yia сказала, что им нужно остаться и молиться вместе с ней, и тогда святой Спиридон защитит их. И так и произошло. Они пряталась в церкви больше суток, прислушиваясь к стрельбе и хаосу, царившему за ее стенами. Но ни один немец не вошел в храм. Когда крики и стрельба прекратились, твоя бабушка сказала Доре, что ей нужно остаться в церкви, не выходить из нее и не вступать в разговоры. А сама Евангелия вышла на улицу и побежала к старому форту. Она собиралась поговорить с полицией, сказать, что Дэвид – ее сын, грек, а не еврей, и его забрали по ошибке. Но было уже поздно. Форт был пуст: Juden, как говорили солдаты, сплевывая от отвращения к этому слову, уже увезли. В ту ночь под покровом темноты твоя Yia-yia забрала Дору, мою мать и маленькую Рэйчел с собой на Эрикусу. Сначала моя бабушка отказывалась уезжать, пока не найдется ее сын. Она готова была умереть и продолжала верить, что ее мальчик вот-вот отыщется. Но твоя бабушка ясно дала ей понять, что надежды нет. Дора потеряла не только семью и всех своих друзей, но и Дэвида, и спасти его было невозможно, слишком поздно. Шансов на то, что кому-то из них можно помочь, не осталось.

Янни поднес большую грубую ладонь к лицу и принялся выдергивать волосы из бороды. Потом он повернулся к Дафне и произнес:

– Дафна, у тебя есть дочь. Представь, как сказать матери, что надежды найти ее ребенка не осталось? Представь свою Эви, эту красивую девочку, которую ты выносила, родила и выкормила. Как можно уехать и оставить ее умирать? Жить, дышать и ходить по земле, зная, что ты бросила своего ребенка в руках бездушных варваров, которые будут мучить его и, возможно, даже убьют. Представь, как от твоей хорошенькой дочери избавляются, словно она мусор. Тогда ты сможешь почувствовать, в каком аду оказалась моя бабушка.

Дафна представила себе Эви, свою чудесную малышку, но тут же выбросила этот образ из головы. Она не могла думать об этом… Она лишь покачала головой. Нет…

– А теперь представь, что твоя бабушка вынуждена была просить Дору забыть своего мальчика ради спасения дочерей.

– Нет, я не могу… – еле слышно прошептала Дафна.

Янни снова поднял голову и посмотрел на нее в упор:

– А твоя бабушка смогла, и это сохранило им жизнь. Евангелия не только спасла нашу семью, она сберегла одну очень важную для нас вещь. В то утро, когда твоя Yia-yia уводила их из ателье, Дора на секунду вернулась. Она знала, что молодая гречанка права: нужно уходить немедленно, пока не вернулись солдаты, и с пустыми руками. И все же она не удержалась и захватила с собой кое-что: доказательство того, что наша семья существовала. Это была менора[51], которую ее отец собственноручно вырезал из куска оливкового дерева и подарил ей в день свадьбы. Женщины осознавали, что если их увидят на улице с менорой, им придется распрощаться с жизнью, поэтому Дора завернула ее в фартук и спрятала в складках юбки. За обратную дорогу на Эрикусу Евангелия расплатилась яйцами и оливковым маслом. Другой еды у нее не было, но она, не сомневаясь, отдала все мужчине с острова за то, чтобы он перевез их на kaiki и сохранил это в тайне. Для того чтобы помочь моей семье, твоя бабушка рисковала всем. Нацисты знали, что некоторым евреям удалось скрыться и их прячут у себя греческие семьи по всему Корфу, в деревнях и на маленьких островах. Было объявлено, что любая семья, которая помогает Juden или укрывает их, будет уничтожена. Но, несмотря на риск и угрозы, Евангелия защитила и спрятала их. Она спасла Дору и девочек… – Немного помолчав, Янни добавил: – Она спасла нас всех.

Дафна не сводила глаз с Янни, ее раздирали противоречивые чувства. Ей хотелось назвать его лжецом – он сочинил такую страшную историю. Но хотелось и крепко прижать к себе и поблагодарить за то, что она наконец-то узнала правду. Но произнести она смогла лишь:

– Но как?