О чём шепчут колосья

— Слыхали. От власенковской машины «зерноуборка с корня» современный комбайн далеко ушёл. Если бы парозозостроители топтались на месте, то по железной дороге и по сей день ползали бы черепановские паровозики. А вот нас везёт мощный локомотив со скоростью пятьдесят и больше километров в час.

— Ну и пускай везёт, скорее в Москве будем, — ответил Агеев и вышел из купе в коридор.

«ГОВОРИТЕ СМЕЛЕЕ — ЗДЕСЬ ВСЕ СВОИ»

Москва встретила нас радушно, как мать встречает сыновей, возвращающихся с поля брани. Лучшие комнаты в лучших гостиницах были предоставлены комбайнёрам,

По соседству с азово-черноморской делегацией жили комбайнёры Оренбургской области. Я давно хотел познакомиться с Иваном Варакиным и его товарищем Фёдором Колесовым.

Колесов чуть постарше меня, а с Варакиным мы одногодки: в один сезон стали за руль комбайна, да и колхозы наши носят одно, дорогое для кубанских и для оренбургских крестьян имя — имя Максима Горького.

А как не вспомнить Алексея Максимовича! Великий писатель умел своим проникновенным словом согреть простого человека, поднять в его собственном мнении важность его труда.

«Моя радость и гордость — новый русский человек, строитель нового государства, — писал Горький. — К этому маленькому, но великому человеку, рассеянному по всем медвежьим углам страны, по фабрикам, деревням, затерянным в степях и сибирской тайге, в горах Кавказа и тундрах севера, к человеку… который скромно делает как будто незначительное дело, но имеющее огромное историческое значение, — к нему я обращаюсь с моим искренним приветом. Товарищ! Знай и верь, что ты — самый необходимый человек на земле».

И мы, говоря словами Горького, затерянные в степях, делающие своё, как будто незначительное дело, были вызваны в Москву из бывших медвежьих углов.

В столице каждый из нас особенно почувствовал, что комбайнёрская профессия чуть ли не самая необходимая на земле.

Центральный Комитет Коммунистической партии по крупицам собирал и изучал опыт молодых колхозов и МТС: созывались всесоюзные съезды колхозников-ударников, руководители партии совещались с передовиками сельского хозяйства. Члены ЦК и советского правительства чутко прислушивались к тому, что делалось в сёлах, станицах и деревнях, о чём докладывали делегаты с мест.

Накануне нас предупредили: члены Центрального Комитета партии сначала хотят послушать механизаторов, а потом, быть может, выступят сами.

— Тебе, Костя, придётся выступать от Кубани, — сказал руководитель нашей делегации, — и передать рапорт механизаторов Азово-Черноморья, готовься произнести речь.

Подготовиться к выступлению было не так просто, как мне казалось.

Все ушли в театр, а я весь вечер просидел за письменным столом. Несколько раз пробовал записать мысли, но только брался за перо — на бумагу ложились какие-то нескладные, корявые слова.

Отложив ручку в сторону, решил больше не мучить себя. Не мастер я писать выступления!

Время шло, и я не заметил, как ребята вернулись из МХАТа.

— Подготовился, написал? — первым делом спросил меня руководитель делегации.

— Подготовиться-то я подготовился, а написать ничего не написал. Попробую обойтись без бумажки. Выйду на трибуну и начну говорить. Так у меня лучше получится…

Когда кремлёвские куранты пробили ровно два часа дня, в помещении Центрального Комитета партии открылось совещание комбайнёров и комбайнёрок страны.

Здесь мы встретились с членами ЦК партии и советского правительства.

В просторном, торжественном зале заседания, за удобными для работы столами разместились посланцы колхозной деревни.

Нас было около двухсот человек. Мы представляли тогда немногочисленную армию механизаторов сельского хозяйства.

Обстановка на совещании была очень непринуждённой.

Члены ЦК интересовались, как мы живём, как питаемся в поле, что делаем для того, чтобы удлинить жизнь доверенных нам машин.

Если кто-нибудь из нас сбивался в выступлении — репликой, дружеской улыбкой его тут же подбадривали члены ЦК.

Помнится, комбайнёрка Маша Петрова из Жерновской МТС вышла на трибуну и растерялась. Покраснела и молчит, не знает, бедняга, с чего начать. Мы сильно переволновались за своего товарища. Но вот из президиума раздаётся спасительная реплика: «Говорите смелее — здесь все свои!»

И Маша осмелела. И пошла, и пошла… И так разговорилась, будто ей не впервой держать речи перед руководителями партии и правительства. Забыла и про бумажку, что для неё кто-то сочинил как шпаргалку.

На разных языках звучала речь комбайнёров: русском, украинском, белорусском, казахском, татарском, немецком, армянском, грузинском, азербайджанском…

Многое из того, что я услышал на совещании ЦК, было для меня откровением.

Как же далеко шагнула комбайнёрская мысль, как много сделали мои товарищи, чтобы ещё лучше работали машины!

На Украине комбайнёрка Евдокия Винник, приделав к выгрузному шнеку рукав, стала на ходу разгружать бункер. А я, разгружая, всё ещё останавливал комбайн,