О черни, Путевые заметки

Щеголи итальянского барокко, что сделали вы со строгими, чистыми заветами Брунеллески[Брунеллёски Филиппе (1377-1446)-знаменитый архитектор и скульптор, наиболее яркий представитель зодчества Раннего Возрождения.], Альберти, Браманте? Никогда мне не станет вполне ясно, почему в Италии искусство извратилось в барок, виртуозность, эклектизм, опустилось до Карраччи[Карраччи- семья итальянских живописцев конца XVI - начала XVII века, основоположников академизма в европейской живописи, поверхностного парадного искусства, эклектически использовавшего художественное наследие Возрождения.], Гвидо Рени[Гвидо Рени (1575-1642)-итальянский живописец, один из крупнейших представителей так называемой академической живописи XVII века. Его картины отличаются мастерством рисунка и композиции, но лишены глубины.], Бернини[Бернини Лоренцо (1598-1680) - итальянский скульптор и архитектор, один из главных представителей итальянского барокко. Творчество Карраччи, Рени, Бернинн связано с общим кризисом культуры Возрождения.], барочных фокусников, штукатуров, парикмахеров и натуралистов, до мерзости церковной и светской, а в конце концов - до халтуры, бездарности и скуки. Я в самом деле не знаю, что говорят обо всем этом; я бродил по картинным галереям так же непрофессионально, как н по улицам, и находил прекрасное для себя, как если бы встречался с приключением. И когда я теперь, с отступом во времени, со значительными уже пробелами в памяти, стараюсь разобраться, что мне больше всего понравилось и что нет - мне кажется, все же вела меня какая-то сила, нечто такое, что связывает раннее христианство с Джогто, древнюю античность с пластикой, например, романской, этрусков- с христианскими примитивами, а Ранний Ренессанс - с влечениями моей грешной души.

Это... это... нечто очень народное, доморощенное, нечто примитивно-свежее; и во-вторых - серьезная интенсивность духа, который сосредоточенно ищет вещественную, законную форму для новых представлений. Будь наивным или будь строгим: но, как порока, как змеи, как яда ядовитого, остерегайся рутины, блеска и наслажденческого распутства чересчур утонченного искусства. Будь прост - или будь одержим совершенством формы; но есть и третий путь, вероятно - самый первый из всех: быть личностью, так, чтобы каждая частичка твоего творения говорила о себе, о своем неповторимом, глубоко внутреннем содержании. И в этом - всё. Велик аллах.

Велико искусство.

Итальянское искусство в самых лучших своих явлениях подает- нам двойной пример: всегда начинать и много учиться. Начинать сначала, искать, экспериментировать, изобретать и обновлять, пробовать и решать, взвешивать возможности и дерзать; и, с другой стороны, наоборот: учиться, не щадя сил, учиться на других и на себе, подавлять порочную своеобразность, небрежность оригинальности, бесстыдные претензии быть самим собою - вот добродетели искусства этой чудесной поры цветения.

На этом я заканчиваю свое странствие по Италии.

Я отправился туда, не думая - зачем и почему.

Поэтому я доволен тем малым, что вынес оттуда.

Наверное, я осрамился, обнародовав многие свои утверждения; часто я не знал, как это высказать, и часто о многом забывал. Писал я все это по ночам, невзирая на усталость и блох, и никогда не упускал случая выглянуть в окно, в сторону севера. Ибо на пашей родине, люди, у нас дома - тоже все прекрасно: равнины и холмы, леса и воды, и все что угодно. И, быть может, у нас тоже когда-нибудь настанет сказочное обилие картин и скульптур и прочих дивных чудес - ибо велико искусство, аминь.

ПИСЬМА ИЗ АНГЛИИ

Для большей наглядности сопровождаются рисуннами автора Перевод В. ЧЕШИХИНОЙ

АНГЛИЯ

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ "Начинать - так начинать сначала", - учил меня когда-то мэтр Шолиак[Шолиак Леон - французский: художник, с которым К. Чапек познакомился во время своего пребывания в Париже в 1911 году.], но так как я на этом островевавшюне уже десять дней, то успел позабыть начало.

Так с чего же начать? С поджаренного свиного сала или выставки в Уэмбли? С мистера Шоу или лондонских полицейских? Да, начало у меня выходит очень запутанное, но о полицейских я должен сказать, что при поступлении на службу от них требуются внушительная внешность и высокий рост. Они, как боги, на голову выше прочих смертных и пользуются неограниченной властью. Когда на Пикадилли такой двухметровый бобби поднимает руку, всякое движение прекращается, даже Сатурн застывает на месте и Уран останавливается на своем небесном пути, пока бобби не опустит руку. Ничего до такой степени сверхчеловеческого я никогда не видал.

Но путешественника за границей больше всего поражает то, о чем он сотни раз читал или что много раз видел на картинках. Я был потрясен, когда нашел в Милане Миланский собор, а в Риме Колизей.