Шаг назад, в глазах темнеет, но, встряхнув головой, я возвращаюсь обратно. Вовремя, так как на меня уже несется вторая волна атаки. Рука, наконец, возвращается в строй, и я могу работать в полную силу. Пара скользящих блоков и я начинаю давить острыми выпадами коленей и локтей. Эти удары рассчитаны на среднее расстояние и являются базой для развития следующего уровня нападения. Мой сын, конечно, знает об этом и готовится перейти в веерную оборону. Но я продолжаю работать в том же режиме, используя локти и колени, лишь наращивая скоростной темп. И вот, появляется шанс одним ударом решить исход поединка. Уже привыкший к моему ритму ударов, Александр пропускает момент, когда я резко замедляюсь и текуче вновь перехожу к ближнему бою. Он не успевает сориентироваться и пропускает мою руку, тянущуюся к его колену. Шлепок и одна нога моего сына перестает держать вес тела, затем молниеносная подсечка и вот он уже лежит на спине, недоуменно моргая глазами.
— Ну почему я всегда покупаюсь на твою уловку в смене темпа? Уже который раз! — вещает он, поднимаясь с земли и потирая ушибленную конечность.
Я улыбаюсь и пожимаю плечами. Делаю приглашение начать следующий бой. Александр хмыкает и молча кидается в атаку…
Уже спустя пару часов, мы мокрые и распаренные после душа и хорошей парилки сидим в креслах на веранде и пьем, разбавленное родниковой водой, легкое вино. Солнце медленно клонится к закату, и мы наслаждаемся приятной усталостью после тренировки и мелодичными звуками соседской девчушки, репетирующей на фортепиано очередную гамму.
— Ты знаешь отец, вот в такие моменты начинаешь ценить нехитрые прелести жизни. И понимаешь, как хочется спокойствия и стабильности.
— Вот сейчас ты мне напоминаешь старика, который хочет покоя и уверенности в завтрашнем дне, — с усмешкой произнес я.
— А что плохого в спокойствии? Мы для того и стараемся, чтобы людям легче жилось и приятней.
— Кто сказал, что это хорошо для них? По своей природе хищники и любопытные к тому же. Мы должны двигаться вперед иначе начнем деградировать.
— Отец, но не все время нужно бороться и стремится куда-то. Нужно время и для отдыха.
— Согласен с тобой. Только некоторые забывают, что легкие пути обычно ведут к обрыву. Так что только твоя совесть и чувство собственного достоинства выбирают, когда тебе нужно отдохнуть, а когда бороться до конца.
— Иногда мне кажется, что это я твой отец, а ты мой сын. Так мы по-разному воспринимаем жизнь. Словно ты еще ничего не видел и хочешь добиться чего-то, проявить себя. А мне нужно лишь удобное кресло и тишина, — улыбнувшись, сказал мой сын.
— Все в мире относительно. Так что вполне может быть, — шуткой на шутку ответил я.
Мы еще долго сидели и смотрели на закат, теперь уже просто молча. Ведь иногда разговоры не нужны. Пока наше, почти медитативное, состояние не нарушил Давид, вбежавший на веранду с твердым намерением притащить нас на ужин. Вечер продолжился в приятной семейной обстановке.
Утром следующего дня я сходил в семейный склеп, чтобы возложить цветы на могилу моей почившей супруги. Элеандра была сильной женщиной, и лишь нелепая случайность могла оборвать нить её жизни. Преклонив колени, я прислонился к прохладному мрамору надгробия лбом.
— Ты все так же близка мне, как и раньше, несмотря на то, что находишься очень далеко. И, несмотря на то, что мир меняется, мы остаемся такими же…
Я приходил сюда, чтобы подумать, и разложить по полочкам в себе некоторые мысли. Пробыв немного в месте, где все тлен и прах, начинаешь понимать, насколько важны некоторые мелочи, которые ты иногда упускаешь из виду. И как пусты те желания, которые движут тобой в обычной жизни. Равновесие с мирозданием, вот к чему я стремился.
— Эй, ты чего здесь ошиваешься? А ну-ка вали отсюда! — услышал я за спиной наглый выкрик.
С непомерным желанием дать наглецу, посмевшему прервать мой ритуал, оплеуху я повернулся. Передо мной стоял, похоже, местный сторож, был он в потрепанном комбинезоне и весь буквально излучал дерзость и хамство.
— Ты что не слышал? Это место для богатых господ, а не всякого отребья, типа тебя. Так что быстро двигай за ограду, пока я тебе не накостылял, — продолжил он, высокомерно ухмыляясь.
Беда таких людей в том, что они не могут здраво оценивать своего оппонента в беседе. Затмившее им глаза, ощущение капельки власти туманит рассудок. И хотя я не одевался богато, но моя одежда носила на себе печать достатка и высокого социального уровня. Видимо выражение моего лица было недостаточно хмурым или злобным и этот тупица сторож принял меня за очередного простака, над которым можно поглумится. Ну что ж придется поставить его на место.
— Я вызываю тебя на дуэль по Кодексу Чести. Ты принимаешь вызов? — произнес я.
— Хах, еще бы от такого лопушка не принять. У меня как раз пара помощников ничего не делают, вот и побудут секундантами, — еще более нагло ответил он мне.