О да, профессор!

       Ну как помог? Вряд ли мой наставник понимал, что я буду настолько туп, что залезу в почти кабальные контрактные обязательства.

      Нет, я не ною. Я благодарен. Первая книга имела оглушительный успех, и под кайфом славы я подписал договор еще на три в этой серии, едва ли вникая в нюансы. Не говоря уже о консультации с юристом.

      Зато, дописав трилогию, я заработал имя, неплохой гонорар и, наконец, включил мозг. Следующие книги  продал, как следует и теперь уже подписывал договор о сотрудничестве, диктуя собственные условия издательству.

      Однако кроме загребания денег лопатой я все еще был обязан что-то писать. Как назло, вдохновение покинуло, а муза дала отставку. Я с трудом накарябал продолжение все той же серии, буквально высасывая из пальца каждую букву.

      От полного краха спасли только герои, которых обожали мои преданные фанаты. Тираж раскупили, но ажиотаж заметно поутих, а я все еще был должен писать для издательства.

      Что писать? А черт его знает. Синопсисы с продолжением серии Бруштейн отверг с пометкой: «Хватит гнать туфту». Мы встретились с ним в клубе, где я был больше заинтересован сиськами четвертого размера, а не написанием шедевра. На следующий день Андрей буквально потребовал, чтобы я прекратил валять дурака.

      Солнце сегодня палило нещадно. Или мне казалось так в теплом салоне авто. Я нацепил очки и загреб пальцами волосы, ненавидя стандартную пробку на развязке не меньше, чем свою теперешнюю должность и проклятый дар убеждения Бруштейна.

      Припарковавшись на стоянке универа, я вышел из машины и пошагал к входу. На крыльце стояли мои студенты. Боже, даже я не был таким бестолковым охламоном, как эти трое. Парня и девицу с приклеенной улыбкой я вообще смутно помнил, а вот ее подружку, которая тряслась, как от Паркинсона, кажется сегодня обещал принять после занятий. Она единственная, кто с треском провалил лектуру. Бестолочь. Хотя ножки красивые, стройные, длинные. Или так кажется из-за короткой юбки?

      Я притормозил и даже вспомнил ее фамилию.

– Левицкая? Я так понимаю, к пересдаче готовы?

– На экзамен как на праздник, Матвей Александрович, – едва выдавила она из себя.

      Боится? Правильно боится. Особенно, если опять ни черта не учила. Правда, ну зачем ей филология? С такой-то грудью. Как будто высшее образование – залог благополучия. Вот сиськи, личико и умение помалкивать – это дорогого стоит. Но тут этому не учат.

      Я поспешил мотнуть головой в знак небрежного прощания и зайти внутрь.

      Сегодня три пары лекций и один семинар. Боже, дай мне сил.

      После занятий я хотел пойти домой, принять горячий душ, лечь в постель и не говорить, просто спать. Не успел размечтаться, как лаборантка напомнила, что дежурю до семи. Проклятье, как будто кто-то сейчас рванет изучать редкие книги из кафедральной библиотеки!

      Сразу после этого я вспомнил, почему еще задержусь. Левицкая. Высокая грудь, бесконечные ноги и полное отсутствие мозга. Мой любимый одноразовый вариант времен беспросветной клубной ночной жизни.

      Я прикрыл глаза, убеждая себя, что обещанное просветление где-то рядом. Очень скоро меня осенит шедевром, как и обещал Бруштейн. Воздержание, собранность и классическая зарубежная литература времен романтизма – это ли не идеальные условия для перезагрузки вдохновения?

      Не, кажется, кто-то наврал. Никакого вдохновения. Сплошное раздражение. Оно достигло пика к семи часам. Почему я назначил эту чертову лектуру на семь? Можно было уже закончить, совместив с чертовым дежурством. Гуманитарий – это диагноз.

      Левицкая пришла даже чуть раньше. Я тут же вспомнил, что еще мне в ней нравилось. Имя. Маргарита. Я позволил себе микроулыбку, дернув уголком губ.

      Ноги, грудь, бессмысленность и обречённость в глазах. Все тот же комплект, все на месте.

      Я сел за стол, позволяя себе чуть потянуть время. Студенты меня ненавидели. Я знал, что боятся, что сплетничают, что зовут Мефистофелем за глаза. Что ж… Нужно оправдать такую лестную репутацию.

– Маргарита Левицкая, что мне с вами делать? – кажется, я слышал, как она стучит зубами. Страшно или холодно? – Ладно, вариантов, конечно, не будет, как для основного потока. Садитесь и пишите максимально подробно все, что знаете о художественной религии в раннем немецком романтизме. У вас есть час.

– В р-раннем? – переспросила она, заикаясь.

– В раннем, в раннем. А что? Вы хотели поздний?

      Уверен, она хотела нечто иное. Например, пить сейчас "Пина коладу" на Кубе. Я бы тоже не отказался, но жизнь жестока, а судьба свела нас вместе. Кривая улыбка разрезала мое лицо. Возможно, именно сейчас я был похож на демона.

– Нет, конечно, нет, – натянуто рассмеялась студентка, чуть дернув вниз короткую юбку.

      Я сглотнул.

      Проклятое воздержание. Проклятый спор! Довел меня до того, что, заметив кромку чулка на девичьем бедре, я вообще заерзал.

      А Левицкая тем временем отправилась на заднюю парту. Она шутит?

– Сядьте напротив, – скомандовал я безапелляционно.

      Она еле слышно простонала, но заняла указанное место, достала лист бумаги и вывела ручкой тему, которую я задал.