o da206a87ca827620

исполню любое твое желанье». Старик подумал и говорит: « Хочу, чтобы дома

вместо старухи ждала меня Жанна Фриске». Отпустил рыбку и домой вернулся.

Смотрит: у разбитого корыта сидит Жанна Фриске. Почесал старик в затылке:

«Надула проклятая рыбка! Старуха-то была помоложе…»

Собчак расхохоталась, и, не прощаясь, вышла из комнаты.

-Тьфу, - плюнула Мамаду. – Самашедшая.

Длинную беседку, украшенную цветами и гирляндами, установили прямо во

дворе. На возвышении в самом конце беседки стоял Игорь Матвеич в черном

костюме-тройке, при бабочке; с ним рядом – работник ЗАГСа, полный лысый

мужчина, тщетно пытающийся придать лицу умильное, как у католического

священника, выражение лица. За их спинами голубело небо, солнечные лучи

насквозь пробивали редкое облачко. Гости рядами сидели на скамьях,

переговариваясь и посмеиваясь. Все смолкло, когда на красную ковровую

дорожку, ведущую к алтарю, ступила я, держа под руку Кейзуке. Все лица

немедленно повернулись ко мне: глаза, глаза, десятки, сотни глаз! И во многих я

прочла: «Молодая сучка, охотница за богатыми мужиками». Только сейчас со

всей беспощадностью открылась передо мной правда: «Я не люблю этого

человека. Я выхожу за него по расчету. Я и вправду сучка, охотница за богатыми».

Мне хотелось убежать, улететь отсюда прочь – далеко-далеко, туда, где нет

людских глаз, где нет ничего кроме покоя и … подушки, обняв которую, можно

разреветься.

-Игорь Матвеевич Снегирев, согласны ли вы взять в жены Марину

Александровну Книппер?

-Да, согласен.

-Марина Александровна Книппер, согласны ли вы стать женой Игоря

Матвеевича Снегирева?

Я не успела ответить. Солнце за спиной работника ЗАГСа вдруг стало

красным, а потом взорвалось, насытив воздух миллионами невидимых стрел.

Стрелы вонзались в кожу, в глаза, проникали в мозг и легкие. У меня носом

хлынула кровь. Я попыталась закричать, но не смогла. И Марина Книппер умерла.

Умерла, чтобы воскреснуть здесь, в Московской резервации.

152

4

ОСТАТКИ СЛАДКИ

В бункере темно. Капли воды, срываясь с потолка, глухо ударяются о

бетонный пол.

Андрей Островцев предал родину и свою жену, Марина Книппер – предала

саму себя… Но с чего мы решили, что всполохи – это наша память? Вдруг – это

просто сны, чужие сны?

Руки Марины обвили мою шею.

-О чем ты думаешь, Андрей?

Я кашлянул.

– Думаю: как так вышло, что все погибли, а мы остались живы?

-Мы не остались живы, мы воскресли.

-Но почему именно мы?

-Я не знаю, - Марина задумалась. – И, наверное, никто не знает. Даже

Христо.

-Все это странно.

-Странно, да. Но мы – жители этого мира, он наш, и в наших силах сделать

его лучше.

Я вздрогнул – на лоб упала холодная капля.

-Пойдем отсюда, - Марина потянула меня за рукав. – Есть хочу – умираю.

153

Мы стали подниматься по шахте лифта, осторожно ступая на ржавые

перекладины металлической лестницы.

-Поговорили?

Наверху нас встречал Киркоров. Он подмигнул мне, скользко улыбаясь.

Значок «Работник парковки №56» поблескивал на груди.

Киркоров смутился, прикрыл значок.

-Безделушка. Правда, красиво?

Я не ответил, борясь с желанием двинуть его по роже: теперь я знал, кто

подсматривал за нами.

-Киркоров, мы с Андреем жутко проголодались. Как думаешь, Снегирь

расщедрится на доппаек?

-Сомневаюсь, - Киркоров почесал рукой изуродованную сторону лица.- Он и

так не в восторге, что появился лишний рот.

Я хмыкнул:

-Как будто я навязывался.

-Не слушай его, - засмеялась Марина.- Киркоров мастер пошутить.

-Мастер, да, - я снова кинул взгляд на значок.

-Что ты уставился, дикий? – окрысился вдруг возрожденец.

Я шагнул к нему, схватил за грудки. Марина охнула.

-Держись подальше от меня и моей женщины.

-Твоей женщины? – изо рта Киркорова несло падалью. – С каких это пор?

Я потянулся к ножнам, - черт, нет заточки!

-Андрей, отпусти его.

Я оттолкнул Киркорова, тот ударился спиной о стену, выругался.

Мы пошли прочь по развалинам какого-то здания. Злоба плескалась во

мне, заставляя скрежетать зубами.

-Чего ты вызверился на него? – Марина схватила меня за рукав. Я

освободился.

-Ничего.

154

Впереди показалась наполовину обрушившаяся стена из красного кирпича,

показавшаяся мне смутно знакомой. На нескольких уцелевших башенках

нахлобучены снежные шапки.

-Вообще – то Киркоров предлагал мне стать его самкой, - призналась

Марина, поеживаясь от холода.

-А ты?

-Послала его. Ты видел эту рожу?

-У меня рожа не лучше.

-Это не тебе судить.

Марина нашла место в стене, где слом был значителен, проворно

вскарабкалась на нее.

-Скорее, Андрей!

За стеной - площадь, еще дальше – многочисленные развалины, поросшие

кустарником и невысокими деревцами. Слева от нас – груда кирпича, справа, -

руины какого-то храма: сломленные чудовищной силой разноцветные башенки

лежат в снегу в каком-то пугающем порядке, точно игрушки, разложенные

ребенком-великаном.

Марина спрыгнула со стены. Подметки ботинок глухо ударились о камень.

Махнула мне рукой: «Давай!». Я последовал вслед за ней.

-Ты чего?

Я кружился на месте, пытаясь представить, как здесь было до Дня Гнева.

-Знакомое место.

Марина рассмеялась.

-Ты еще не догадался? Мы же на Красной площади. Видишь?