Встав с постели, я подошел к столу, попил воды из бутыли. Есть не
хотелось, хотя кроме тварки и сухарей, у меня была банка соленой рыбы.
Посмотрев на себя в треснутое зеркало (клочковатая борода, в глазах –
усталая холодность), я вышел из квартиры прямо на улицу. Два стрелка рубили
для меня дрова. Я остановился понаблюдать за их работой (топоры сочно
вонзаются в дерево, оно трескается, роняя на снег желтые щепки). Лес рубят,
щепки летят.
-Будете в тепле, конунг, - заискивающим голосом сказал один из
дроворубов.
И он, и я знали, что стрелок Ахмат еще не провозглашен конунгом, хотя уже
обеспечен всеми привилегиями. Дроворуб авансом лижет зад старшему по
званию...
Я побрел в сторону депо. За спиной – едва слышно:
-Повезло мудаку.
Дроворубы правы: мне повезло, причем не единожды. Варяг и его банда
подвернулись как раз вовремя; в машине отца Никодима оказалась винтовка;
наконец, меня не пришили, как Меира, и я имел возможность спасти главу
ОСОБи. «Спасти главу ОСОБи»! Ну, надо же! Какую причудливую мозаику
складывает жизнь… Я спас от насилия человека, чьи подчиненные совершили
насилие над моей любимой. Подчиненные? В голове возникла картина: отец
Никодим насилует Марину. Содрогнувшись, я встряхнул головой, пытаясь
освободиться от миража.
За железнодорожными путями расположились административные здания
Второй Военной Базы, среди которых выделялась пузатая пятиэтажная башня с
широкой плоской крышей и уже знакомым мне зеленым плакатом над
охраняемым автоматчиками входом: «Будущее зависит от тебя». Справа от депо
– плац, за ним виднеются крыши бараков, слева – площадка, уставленная
ржавыми танками, уныло опустившими стволы.
На плацу несколько стрелков бросали мяч. Кожаная сфера время от
времени взмывала высоко в небо, затмевая солнце. Однажды в Джунглях я
наблюдал настоящее солнечное затмение – черная тень понемногу съедала
светило, вгоняя в душу страх: а ну, как солнце больше никогда не вернется?
-Эй, солдат!
Похоже, эти парни не узнали спасителя отца Никодима. Досада и
облегчение поровну разделили сердце.
-Не желаешь сыграть? Нам как раз одного не хватает.
Несколько пар глаз насмешливо (так мне показалось) уставились на меня.
Я молча ступил на плац.
231
Игра началась. Стрелок, получивший мяч, стремительно понесся к
прочерченной на снегу линии.
-Держи его!
Я бросился наперерез, но опоздал. Стрелок занес мяч за линию и победно
вскинул руки.
-Попроворней, - крикнул бородач из моей команды. – Бросай мяч.
Я с досадой швырнул ему мяч и побежал вперед. Через двадцать шагов,
обернулся. Кожаный снаряд, вращаясь в воздухе, летел ко мне. Подпрыгнув, я
схватил его и … тут же исчез под грудой тел. Мяч все еще был у меня в руках,
горячий, как готовая взорваться бомба.
-Пытайся передать! – орал кто-то. – Пытайся!
В переплетении рук и ног я увидел просвет и, напрягшись, сунул в него мяч.
Куча-мала, накрывшая меня, тут же распалась. Я вскочил на ноги, увидел, как
бородач вносит кожаный снаряд за линию противника.
-Есть! – крик вырвался сам по себе.
-Молодец, паря, - возвращаясь в свою зону, бородач хлопнул меня по
плечу. – Но не расслабляйся, сейчас решающее очко.
Стрелок, держа мяч под мышкой, несся вперед, и я оказался на его пути.
Мы врезались друг в друга, покатились по утрамбованному снегу, вцепившись в
мяч. Игроки обеих команд бросились на подмогу. Смрадное дыханье и запах пота
резали ноздри, кто-то тянул меня за ногу, но я не отпускал мяч. От
подбадривающих криков звенело в ушах…
Вдруг резкая боль пронзила руку. Держащий мяч стрелок вцепился в нее
зубами. Разве это по правилам? Я заорал и, изловчившись, ударил его в пах. Нет
правил – значит, нет! Мяч очутился в моих руках! Напрягшись, я выкарабкался из
кучи людских тел и понесся к линии. На пути остался только один игрок. Я сделал
вид, что побегу вправо, а сам побежал влево, - не разгадав маневра, стрелок сел
на пятую точку, матерясь, на чем свет стоит.
-Есть!
Я положил мяч за линию и, не оглядываясь, пошел прочь с площадки. Игра
окончена – я выиграл.
-Эй, скажи хоть, как тебя звать? – окликнули сзади.
-Ахмат, - обернувшись, бросил я.
По шушуканью и удивленным возгласам нетрудно было догадаться, что эти
ребята поняли – они играли со спасителем отца Никодима.
232
Потную спину начал щупать мороз. Я собирался обойти Вторую Базу, но
теперь мне хотелось домой. До-мой! Как здорово звучит.
В депо прибыл состав. Интересно получилось: выходил из дома, поезд
отправлялся, возвращаюсь: прибывает. Из вагон-бараков друг за дружкой
выскакивали стрелки и выстраивались в неровную цепочку. Ухо выхватывало:
-Я в него жахнул, подхожу, а он, прикинь, еще шевелится. Во, думаю,
живучий. Присмотрелся, а этот дикарь на грудь сковородку приладил.
-Троих ликвидировал, за это мне конунг пайку удвоил.
- Классная соска! Я ее в развалинах нашел и там же поимел.
Показался конунг и все разговоры стихли. Это был невысокий коренастый
мужик с неровным лысым черепом; на куртке, чуть повыше локтя, нашивка –
серпик луны. Он начал орать на стрелков сорванным голосом.
Спина моя, кажется, обледенела. Пора домой…
Подлезши под вагон, я перебрался на другую сторону. Крики лысого конунга
стали тише.