О детях и прочей нечисти

Джентльмены переглядываются и смываются, пока не поздно.

- Вот так, напугал неповинных людей, а всё от потешных научных затей, - продолжает он, сам себе удивляясь.

- Сколько, говоришь, это длится? - спрашиваю маму.

- Около часа...

- А, ну, повеселимся.

Азамат так и продолжает говорить стихами, причём со свойственной ему педантичностью использует стихотворные приёмы, характерные именно для того языка, на котором говорит, то есть, на муданжском он рифмует начала строк, на моём - окончания, а на всеобщем обходится аллитерациями. Бабушка, смирившись с творящимся беспорядком, решает превратить проблему в точку роста и записывает Азаматово творчество на телефон для последующего анализа.

- Почему ж я-то стихами не говорила? - ворчит мама. - На родном хотя бы?

- Потому что ты со словом обращаться не умеешь, - отрезает бабушка. - Данный объект тем и интересен, что весьма подкован не только в практике, но и в теории словесности. Ну довольно об этом, давайте опробуем приборы, у нас вскоре будет конференция по цифровым интерфейсам мозга, не хотелось бы пропустить демонстрацию.

Ажги-хян тянет с руки браслет, но Азамат его останавливает:

- Попробуйте сначала разобраться, что к чему, чтоб сила не подкачала, не повредила никому.

- Да, действительно, - соглашается духовник и оставляет браслет в покое.

Часа два мы всем скопом вчитываемся в инструкции, то и дело напяливая на бедного Старейшину то обруч, то шапочку, то очки, крутя ручечки и переключая рычажки. Результатом этого становятся несколько страниц бессвязных мыслей и полсотни мутных картинок, сохранённых на карточку памяти из головы духовника. Наконец мы находим наиболее совершенный из приборов - он записывает вербализованные мысли практически без ошибок (например, "когда же это кончится?!") и выдаёт вполне доступные пониманию изображения (например, весьма удачный портрет Сурлуга и вид с моста на зимний Ахмадмирн).

- Ну вот теперь можно и без браслета попробовать, - резюмирует Унгуц, дочитывая инструкцию к прибору, представляющему собой набор эзотерических узоров, приклеиваемых к коже на лбу и за ушами.

Ажгдийдимидин глубоко вдыхает, закрывает глаза и трепетно снимает браслет.

Прибор издаёт чудовищной пронзительности писк, как плохо настроенные микрофон, мы аж все пригибаемся, затем этот писк переходит в грохот, а потом обрывается, заменившись яростным свечением, исходящим из самого духовника, прибора и ближайшей стены. На пределе яркости посреди нас возникает что-то белое, и тут Кир дотягивается и надвигает браслет обратно на руку остолбеневшему духовнику, пока жив.

Ажгдийдимидин заходится кашлем и вытирает слезящиеся глаза, тяжело дыша.

- Спасибо, - выдавливает он куда-то в сторну Кира.

- Это что было?.. - пришибленно спрашивает Янка.

- Ну у вас и силища, - комментирует ошеломлённый Умукх.

- Ой, смотрите, цветочки! - замечает Кир.

И правда, то белое, материализовавшееся из света, оказывается свадебным букетом. Мы все с интересом принимаемся его рассматривать.

- Что-то мне подсказывает, - говорю я таким тоном, каким рассказывают страшную сказку, - что твой, Янка, букет на свадьбе никто не поймает.

Янка поднимает на меня напряжённый взгляд.

- Слушай, я же сегодня как раз заказала такой...

Тем временем Старейшина отдышивается и снова кивает Киру.

- Спасибо, что остановил. Похоже, я чуть не создал зияние.

- Это была Янкина свадьба? - уточняю я.

- Да, и ещё немножко, и вы все оттуда стали бы появляться здесь, - неловко объясняет духовник. - Мог бы получиться международный конфликт, если бы вы все исчезли.

- Свадьба со мной? - тревожно спрашивает Ирнчин.

- Да с тобой, с тобой, успокойся уже, - раздражается Ажги-хян. - Фу-ты, дайте водички, что ли...

Немного оклемавшись, Ажгдийдимидин включает большой экран и силой мысли подключает к нему свой узорчатый прибор.

- Покажете свадьбу? - загорается Янка.

- Свадьбу не буду, она не за горами, да и неинтересно будет потом, а вот что подальше покажу. И в дальнейшем буду сначала предсказывать, потом включать прибор. Ну вот, смотрите.