— Тебе чего, денег не хватает, прорва? — опешивает Арават. — Жена Императора!
— Мне всего хватает, а кто — то тут энцефалолинзы хотел.
— Ты меня соблазняешь, — довольно улыбается Азамат. — А погулять выпустишь? Там такой снежок с утра шёл…
— Какой погулять?! Я тебя щас в камин целиком засуну, и питаться будешь одним эвкалиптовым маслом! Гулять он собрался по морозу!
Азамат стоически выдерживает мой фейерверк, на всякий случай прикрыв голову ладонью.
— Понял, понял, рыбонька, не кипятись. Я просто спросил, на всякий случай. А завтра выпустишь?
Я с шумом набираю воздуха на следующую гневную тираду, но Азамат быстро снижает цену:
— А послезавтра?
— Посмотрим, — мрачно сдаюсь я. — Если будешь хорошо себя вести, пить все таблетки, много лежать и мало работать.
— Чем не пожертвуешь ради благой цели, — вздыхает он. — А лежать обязательно в спальне или можно в гостиной?
— Можно в гостиной, — окончательно размякаю я. — Только я там камин включу.
— И зажаришь меня на вертеле.
— С перцем и горчицей.
— Согласен.
— Вперёд.
Я иду разжигать камин и слышу за спиной голос Аравата:
— Ну ты и подкаблучник…
— Она обо мне заботится, — мечтательно произносит Азамат. — Ты не поймёшь, наверное. Я сам поначалу не понимал.
Я возвращаюсь в кухню сопроводить супруга на ложе, сопровождаю, укладываю и укрываю пледом по пояс.
— Ну ты его ещё запеленай! — возмущается Арават, пришедший следом. — На нём вон какой кафтан пуховый, куда ещё? У меня такой был похожий, жалко износился. Где ты его покупал, Азамат?
— Мне его Лизина мать связала, — гордо сообщает Азамат, закладывая руки за голову и приготавливаясь целый день плевать в потолок.
— Мать?! Эта жуткая баба?!!
— Зря ты о ней так, — ехидно замечаю я. — Она бы и тебе связала, ты ей понравился.
Арават закрывает лицо руками.
— Нет, спасибо, я обойдусь.
— Ну ты ещё подумай, — медовым голосом продолжаю я. — Она пока что другим занята, но другое скоро кончится и придёт к нам на почту, и тогда у неё начнут чесаться руки… Конечно, ещё есть Хос и Тирбиш…
Арават кривит рот и смотрит на меня, как на змея — искусителя.
— И что, она вот этих всех оленей и орлов вывязывала? Полиняют же всё равно.
— Земная шесть не линяет.
Арават скрипит зубами так, что стёкла дребезжат.
— Я подумаю, — наконец сообщает он мрачно.
Кир приносит Алэка и укладывает его Азамату на живот в качестве грелки. У Алэка другие соображения по этому поводу: папа нужен для того, чтобы играть в унгуцики, то есть подпирать ребёнка ладонями под пузо и мотать им над головой, чем круче повороты, тем громче счастливый визг. Азамату и самому этот процесс доставляет массу удовольствия, он смеётся и сюсюкает, как я в страшном сне не могу. Кир смотрит на них с откровенной завистью, и я тыкаю его под рёбра. Он совершенно неожиданно отвечает тем же. Я щекотки вообще не боюсь, но такую наглость снести невозможно, поэтому я применяю все свои козырные приёмы, отточенные в потасовках с братом. Азамату тоже перепадает пару раз, Кир хохочет и брыкается, Алэк пищит, короче говоря, диван превращается в бедлам с бесильней.
Наконец мы более — менее выдыхаемся, растягиваемся поверх Азамата, который, со свойственной ему ответственностью, ещё и придерживает нас, чтобы не укатились. Алэк сидит посерёдке, круглыми глазами оглядывает нас и увлечённо жуёт кулак.
— У него скоро зубы будут резаться, да? — спрашивает Кир, отдышавшись.
— Похоже, — говорю. — У него где — то была жевалка специальная, не знаю уж, куда её Тирбиш дел.
Над нами вырастает мрачная тень.
— И часто у тебя такое непотребство творится? — ласково интересуется Арават.
Я строю ему противную рожу, Кир покатывается, Азамат смотрит на Аравата задумчиво и с жалостью, поудобнее перехватывая сползающего Кира.
— Ты считаешь, что ещё недостаточно меня воспитал? Боюсь, что продолжать поздно. Я такой как есть и исправляться не собираюсь. Я рад тебя видеть и счастлив, что мы наконец — то разрешили старые споры. Но я твоими же стараниями уже давно свой собственный человек, у меня своя семья, и ты в неё не входишь. Ты сам так решил. А раз так, то в этом доме ты гость, и веди себя, как подобает гостю.
Честно говоря, мне уже начинает казаться, что Азамат переборщил. Всё — таки старик очень самолюбив, а на такое кто угодно обидится, даже притом, что всё справедливо. Однако Арават разворачивает проблему неожиданным для меня ракурсом.
Он выпрямляется и поглаживает бороду.