О дивный новый мир

– Генри, Генри! – закричала она. Но ее румяный спутник пулей метнулся за вертоплан – подальше от опасности.

Кольцо зрителей смялось, с радостным кличем бросились они все разом к магнетическому центру притяжения. Боль ужасает людей – и притягивает.

– Жги, похоть, жги! – Дикарь исступленно хлестнул бичом. Алчно сгрудились зеваки вокруг, толкаясь и толчась, как свиньи у корыта.

– Умертвить эту плоть! – Дикарь скрипнул зубами, ожег бичом собственные плечи. – Убить, убить!

Властно притянутые жутью зрелища, приученные к стадности, толкаемые жаждой единения, неискоренимо в них внедренной, зрители невольно заразились неистовством движений Дикаря и стали ударять друг друга – в подражание ему.

– Бей, бей, бей… – кричал Дикарь, хлеща то свою мятежную плоть, то корчащееся в траве гладкотелое воплощение распутства.

Тут кто-то затянул:

– Бей-гу-ляй-гу…

И вмиг все подхватили – запели и заплясали.

– Бей-гу-ляй-гу, – пошли они хороводом, хлопая друг друга в такт, – ве-се-лись…

Было за полночь, когда улетел последний вертоплан. Изнуренный затянувшейся оргией чувственности, одурманенный сомой, Дикарь лежал среди вереска, спал. Проснулся – солнце уже высоко. Полежал, щурясь, моргая по-совиному, не понимая; затем внезапно вспомнил – все.

– О Боже, Боже мой! – Он закрыл лицо руками.

Под вечер из-за гряды показались вертопланы, летящие темной тучей десятикилометровой длины. (Во всех газетах была описана вчерашняя оргия единения.)

– Дикарь! – позвали лондонец и лондонка, приземлившиеся первыми. – Мистер Дикарь!

Ответа нет.

Дверь маяка приоткрыта. Они толкнули ее, вошли в сумрак башни. В глубине комнаты – сводчатый выход на лестницу, ведущую в верхние этажи. Высоко там, за аркой, виднеются две покачивающиеся ступни.

– Мистер Дикарь!

Медленно-медленно, подобно двум неторопливым стрелкам компаса, ступни поворачиваются вправо – с севера на северо-восток, восток, юго-восток, юг; остановились, повисели и так же неспешно начали обратный поворот. Юг, юго-восток, восток…