О дивный новый мир. Остров (сборник)

— Через несколько недель обучения для большинства поступать подобным образом становится естественным. И что важнее, многие из них действительно чувствуют аромат. Старое репрессивное выражение «Ты не должен» становится гораздо легче воспринимаемым «Тебе надо». И потенциально вредоносная энергия перенаправляется туда, где она не только безвредна, но может даже стать источником добра. И конечно же, одновременно мы систематически, хотя и постепенно учим детей восприятию и правильному употреблению языка. Они учатся обращать внимание на все, что видят и слышат, но мы также просим их замечать, как их личные ощущения и желания воздействуют на внешний мир, а речевые обороты, к которым они прибегают, влияют не только на других, тех, кто их слышит, но и на их собственные чувства. То, что воспринимают мои глаза и уши, — это одно. А то, что я выражаю в словах, мое реальное настроение, на чем я основываю свои намерения и действия, — есть нечто совершенно иное. Как видите, все это объединяется в единый образовательный процесс. Мы даем детям уроки подлинного восприятия и воображения наряду с тренингом в прикладной психологии и физиологии, уроки практической этики и практической религии, уроки правильного применения языка и навыки самопознания. Если сформулировать кратко, мы развиваем их умственно и физически во всех аспектах.

— Насколько тесно связано подобное целостное развитие, — спросил Уилл, — с самым формальным образованием? Помогает ли оно ребенку научиться считать, грамотно писать и разбираться в элементарной физике?

— Помогает в значительной степени, — ответил мистер Менон. — Подготовленный умственно и телесно к обучению организм обучается быстрее и тщательнее, чем неподготовленный. Он также обладает более развитой способностью соотносить факты с научными идеями, а потом и то и другое применять в своей повседневной жизни.

И внезапно это удлиненное и, казалось бы, вечно грустное лицо, производившее впечатление полной неспособности к какому-либо веселью, сначала озарила несказанно удивившая Уилла улыбка, а потом мистер Менон залился громким раскатистым хохотом.

— Что вас так насмешило?

— Я вдруг вспомнил двоих людей, с которыми познакомился, когда последний раз посещал Англию. Кембридж. Один из них был физиком-ядерщиком, второй — философом. Оба очень известны в своих областях науки. Но один за пределами лаборатории демонстрировал духовное развитие на уровне примерно одиннадцатилетнего ребенка, а второй страдал обжорством и ожирением, но упрямо отказывался признавать свои проблемы. Две крайности, которые наглядно демонстрируют вам, что происходит с талантливыми и умными мальчиками, если вы дадите им пятнадцать лет самого лучшего формального образования, но полностью пренебрежете их развитием, когда интеллект и тело гармонично готовы не только к учебе, но и к повседневной жизни.

— А ваша система, как я понимаю, никогда бы не произвела на свет ничего подобного тем академическим монстрам?

Заместитель министра помотал головой:

— Я не сталкивался ни с чем подобным, пока не попал в Европу. Они были уморительно смешны, — добавил он. — Но, бог ты мой, какое же вместе с тем жалкое впечатление производили оба! И, бедняжки, они выглядели довольно-таки отталкивающе.

— Жалкий и отталкивающий вид — это порой цена, которую люди платят за то, что становятся первоклассными специалистами.

— Да, за свою уникальную специализацию, — согласился мистер Менон, — но в том смысле, в котором обычно употребляется это слово. Специализация на самом деле необходима и неизбежна. Без специализации нет цивилизации! И если человек развивает всю свою систему «сознание-тело» наряду с научным интеллектом, то такая специализация крайне нужна и не принесет самому индивидууму вреда. Но в том-то и проблема, что у вас система «сознание-тело» не проходит тренинга. Ваше средство от чрезмерного углубления в одну научную дисциплину заключается в том, чтобы обучить человека ряду гуманитарных наук. Превосходно! Каждая образовательная система должна включать в себя гуманитарные науки. Но не поддавайтесь обману, заключенному в их обобщенном названии. Сами по себе гуманитарные науки никого не делают гуманнее. Они просто представляют собой другие формы научных специализаций на уровне символов. Чтение Платона или прослушивание цикла лекций об Элиоте[70] не дает человеку универсального образования, как курсы химии или физики. Возникает еще один манипулятор научными символами, но существование его целостной системы жизнеобеспечения сознания и тела остается в первичном, нетронутом, пассивном состоянии. Вот откуда берутся столь неприглядные и жалкие типы, которые привели меня в такое изумление за границей, и в том числе в Англии.

— И все же вернемся к формальному образованию, — настаивал Уилл. — К ничем не заменимой информации и необходимым интеллектуальным навыкам. Им вы обучаете так же, как и мы?