Они вошли в вестибюль больницы. У дежурной за стойкой регистрации Сузила оставила для них записку. Мэри Сароджини следовало отправляться прямиком к миссис Рао, где им с Томом Кришной предстояло провести ночь. Мистера Фарнаби приглашали пройти в палату номер 34.
— Это там. — Дежурная сестра указала на маятниковую дверь.
Включился рефлекс вежливости, и Уилл сказал:
— Спасибо.
Но затем с неприятной тяжестью внизу живота, с ощущением легкой тошноты он поплелся к своему неясному теперь будущему.
— Последняя палата слева, — донесся вслед голос медсестры, которая сразу же уселась на свой стул за стойкой. — Доберетесь туда сами.
«Доберусь сам, — повторил он про себя. — Доберусь один». И неопределенное будущее слилось в единое целое с неотвязным прошлым — Главный Ужас существовал вне времени и повсеместно. Этот длинный коридор с темно-зелеными стенами стал тем же самым коридором, по которому год назад он шел к маленькой палате, где лежала умиравшая Молли. Кошмар имел тенденцию повторяться. Обреченно и сознательно он приближался к месту очередной кончины. Снова смерть, но только в несколько другой версии.
Тридцать вторая, тридцать третья, тридцать четвертая… Он постучал и стал ждать, слыша биение собственного сердца. Дверь открылась, и он оказался лицом к лицу с маленькой Радхой.
— Сузила ждала вас, — прошептала она.
Уилл последовал за ней в глубь комнаты. Обогнув ширму, он увидел силуэт профиля Сузилы на фоне света лампы, высокую кровать, темное и изможденное лицо Лакшми на подушке, руки, больше похожие на обтянутые старым пергаментом кости, пальцы, напоминавшие когти. Снова Главный Ужас. Содрогнувшись, он отвернулся. Радха указала ему на свободный стул рядом с открытым окном. Он сел и закрыл глаза — но закрыл их физически только на свое настоящее, зато тем самым словно открыл внутреннее зрение на ненавистное прошлое, о котором настоящее назойливо напоминало. Он оказался в другой комнате рядом с тетушкой Мэри. Или, вернее, с остатками той личности, что была когда-то тетушкой Мэри, а теперь превратилась в кого-то другого, с трудом узнаваемого, — в кого-то, кто и не слыхивал о доброте и щедрости души, составлявших сущность натуры тетушки Мэри, в кого-то, переполненного бессмысленной ненавистью ко всякому приближавшемуся к ней посетителю. Она ненавидела и злилась на всех только лишь потому, что у них не было рака, потому что они не мучились от боли, не познали, что такое преждевременный смертный приговор. А наряду со злобной завистью к чужому здоровью и счастью в ней развилось сварливое желание постоянно жалеть себя и пребывать в состоянии самого приниженного и жалкого отчаяния.
«Почему это произошло со мной? Почему жертвой стала именно я?»
Он и сейчас мог слышать этот тонкий визгливый голосок, мог видеть заплаканное и искаженное от злобы лицо. Единственный человек, которого он когда-либо по-настоящему любил, кого обожал всем сердцем. А потом, уже в состоянии деградации, он стал презирать ее — более того, поймал себя на чувстве ненависти к ней.
Чтобы бежать из прошлого, Уилл приоткрыл глаза. Он увидел, что Радха сидит на полу очень прямо и скрестив ноги в позе медитации. На стуле рядом с постелью Сузила казалась тоже погруженной в полнейшую неподвижность. Он посмотрел на лицо, покоившееся на подушке. Оно тоже оставалось совершенно неподвижным, но той безмятежной неподвижностью, которая почти напоминала навсегда застывшую маску смерти. Снаружи из густой и темной листвы вдруг донесся крик павлина. По контрасту сразу после этого молчание стало восприниматься еще более полным, хотя в нем ощущалось таинственное и страшное значение.
— Лакшми. — Сузила положила ладонь на тощую руку старухи. — Лакшми, — повторила она затем немного громче. Умиротворенная маска смерти никак не реагировала. — Ты не должна засыпать.
Не должна засыпать? Но для тетушки Мэри сон — искусственный сон после инъекций — становился единственным избавлением от мук, от жалости к себе и от неотвязного страха.
— Лакшми!
Лицо ожило.
— На самом деле я не спала, — прошептала старая женщина. — Это просто от слабости. Такое ощущение, что я уже куда-то уплываю.
— Но ты должна оставаться здесь, — сказала Сузила. — Ты должна понимать, что находишься здесь. Все время. — Она подсунула дополнительную подушку под плечи больной и потянулась за бутылочкой смеси ароматных солей, стоявшей на прикроватном столике.
Лакшми вдохнула запах, открыла глаза полностью и посмотрела на лицо Сузилы.
— Я успела забыть, как ты была красива, — сказала она, и призрак плутовской улыбки мелькнул на почти бесплотном лице. — Как ты считаешь, Сузила, — спросила она через несколько секунд уже совершенно иным тоном, — мы увидимся с ним снова? Я имею в виду — там?
Сузила в тишине гладила руку старой женщины. А потом вдруг расплылась в улыбке:
— А представь, что этот же вопрос задал бы Старый Раджа. «Как ты считаешь, «мы» (я цитирую, конец цитаты) увидимся с «ним» (я цитирую, конец цитаты) «там» (я цитирую, конец цитаты)?»
— Но как думаешь