О дивный новый мир. Остров (сборник)

– Вам не показалось, – отозвалась Сузила и удивленно подумала вслух, куда могли направляться в такой час Рани и Муруган.

– Ничего хорошего они затеять не могли, – предположил Уилл и под влиянием внезапного импульса рассказал Сузиле о комиссионных, обещанных ему Джо Альдегидом, как и о сделке, заключенной с Королевой-Матерью и мистером Баху. – У вас теперь есть все основания завтра же депортировать меня, – подвел итог он.

– Зачем же нам делать это теперь, когда вы передумали? – ободряюще сказала она. – И если уж на то пошло, никакие ваши личные действия не могли изменить реальную ситуацию в целом. Наш враг – это сама нефть. А будет ее качать «Нефтяная компания Юго-Восточной Азии» или калифорнийская «Стэндард», не имеет никакого значения.

– Вы знали, что Муруган и Рани строят заговор против вас?

– Они почти не делают из этого секрета.

– Тогда почему бы вам не избавиться от них?

– Потому что их незамедлительно вернет обратно полковник Дипа. Рани – принцесса Ренданга. Если мы вышлем ее, то это послужит как casus belly – повод для объявления войны.

– И что же вы можете предпринять?

– Только стараться держать их под контролем, пытаться заставить изменить точку зрения, надеяться на благополучный исход, но готовиться к худшему. – Сузила выдержала паузу. – Доктор Роберт сообщил вам, что дал разрешение принять средство мокша? – спросила она наконец, а когда Уилл кивнул, поинтересовалась: – Вам хотелось бы попробовать его?

– Сейчас?

– Сейчас. Но лишь в том случае, если вы не возражаете провести из-за этого бессонную ночь.

– Мне ничего не хочется больше.

– Вы можете обнаружить, что никогда не пробовали ничего менее для вас приятного, – предупредила она. – Лекарство мокша способно как вознести вас в рай, так и низвергнуть в ад. Или сделать и то и другое. Поочередно или одновременно. А возможно (если вам повезет или вы действительно основательно подготовились), унесет вас по другую сторону и рая, и ада. А оказавшись по другую сторону всего, вы вернетесь к исходной точке – сюда, в Новый Ротамстед, к обычному вроде бы положению вещей. Но вот только обычное положение вещей окажется совершенно другим.

Глава пятнадцатая

Один, два, три, четыре… Часы в кухне пробили двенадцать. Но насколько же это бессмысленно, когда видишь, что время перестало существовать. Этот абсурдный назойливый звук раздавался в самом центре происходившего вне времени События, и Сейчас претерпевало изменения в форме, но не в секундах и в минутах, а в красоте, в значимости, в интенсивности, в непостижимой таинственности.

«Светящееся блаженство». Из пустот в его сознании эти слова всплыли пузырьками воздуха, добрались до поверхности и исчезли в непостижимом пространстве живого света, который пульсировал и дышал за его закрытыми веками. «Светящееся блаженство». Ближе такого определения придумать что-то для Этого не представлялось возможным. Однако Это – вневременное, но постоянно изменяющееся Событие – представляло собой сущность, которую никакие слова не могли описать, а лишь превратить в карикатуру и принизить. Это было не только блаженством, но и пониманием. Пониманием всего, но пониманием без знания. Знание подразумевало наличие знающего, как и все бессчетное разнообразие известных и неизвестных вещей. Однако здесь, под смеженными веками, не существовало ни зрелища, ни зрителя. Наличествовал только переживаемый тобой факт – блаженное одиночество с самим собой.

– Вы не хотите поделиться со мной тем, что происходит?

Лишь после долгой паузы Уилл ответил ей. Говорить было трудно. Не потому, что возникло какое-то физическое препятствие. А потому, что любые слова казались глупыми, совершенно лишенными смысла.

– Свет, – прошептал он наконец.

– И вы там смотрите на свет?

– Нет, я не смотрю на него… – Уиллу снова понадобилась продолжительная пауза для раздумий. – Я сам стал им. Стал светом, – повторил он многозначительно.

Его присутствие одновременно означало его исчезновение. Уильям Асквит Фарнаби – такая личность окончательно и бесповоротно перестала существовать. Окончательно и бесповоротно осталось только светящееся блаженство, только не дающее никаких познаний понимание, только объединение до полного слияния с безграничным и ничем не сдерживаемым сознанием. И такое состояние (что не нуждалось в доказательствах) было естественным для нормального ума. Но не менее очевидным представлялось существование пресловутого наблюдателя за казнями, презирающего себя самого безумного поклонника Бабз. А ведь были еще три миллиарда индивидуальных, изолированных друг от друга сознаний, причем каждое находилось в центре кошмарного мира, где никто, имевший глаза, в ком остался хотя бы гран совести, принял бы «да» за ответ. Но каким же зловещим чудом естественное состояние ума трансформировалось в эти Дьяволовы Острова нищеты и преступности?