Перепуганная, она бросилась было бежать, споткнулась, упала в вереск.
— Генри, Генри! — закричала она.
Но ее румяный спутник пулей метнулся за вертоплан — подальше от опасности.
Кольцо зрителей смялось, с радостным кличем бросились они все разом к магнетическому центру притяжения. Боль ужасает людей — и притягивает.
— Жги, похоть, жги! — Дикарь исступленно хлестнул бичом.
Алчно сгрудились зеваки вокруг, толкаясь и толчась, как свиньи у корыта.
— Умертвить эту плоть! — Дикарь скрипнул зубами, ожег бичом собственные плечи. — Убить, убить!
Властно притянутые жутью зрелища, приученные к стадности, толкаемые жаждой единения, неискоренимо в них внедренной, зрители невольно заразились неистовством движений Дикаря и стали ударять друг друга — в подражание ему.
— Бей, бей, бей… — кричал Дикарь, хлеща то свою мятежную плоть, то корчащееся в траве гладкотелое воплощение распутства.
Тут кто-то затянул:
— Бей-гу-ляй-гу…
И вмиг все подхватили — запели и заплясали.
— Бей-гу-ляй-гу, — пошли они хороводом, хлопая друг друга в такт, — ве-се-лись…
Было за полночь, когда улетел последний вертоплан. Изнуренный затянувшейся оргией чувственности, одурманенный сомой, Дикарь лежал среди вереска, спал. Проснулся — солнце уже высоко. Полежал, щурясь, моргая по-совиному, не понимая; затем внезапно вспомнил — все.
— О Боже, Боже мой! — Он закрыл лицо руками.
Под вечер из-за гряды показались вертопланы, летящие темной тучей десятикилометровой длины. (Во всех газетах была описана вчерашняя оргия единения.)
— Дикарь! — позвали лондонец и лондонка, приземлившиеся первыми. — Мистер Дикарь!
Ответа нет.
Дверь маяка приоткрыта. Они толкнули ее, вошли в сумрак башни. В глубине комнаты — сводчатый выход на лестницу, ведущую в верхние этажи. Высоко там, за аркой, виднеются две покачивающиеся ступни.
— Мистер Дикарь!
Медленно-медленно, подобно двум неторопливым стрелкам компаса, ступни поворачиваются вправо — с севера на северо-восток, восток, юго-восток, юг; остановились, повисели и так же неспешно начали обратный поворот. Юг, юго-восток, восток…
ОСТРОВ
.
. . .
. . .
.
. . .
Глава первая
— Внимание, — начал взывать голос, и прозвучало это так, словно неожиданно кто-то заиграл на гобое. — Внимание, — повторился тот же высокий монотонный носовой звук. — Внимание.
Лежа как труп среди опавших листьев со спутанными волосами, с лицом, покрытым уродливыми ссадинами и синяками, в грязной и порванной одежде, Уилл Фарнаби вздрогнул и очнулся. Молли звала его. Пора вставать. Пора одеваться. На работу нельзя опаздывать.
— Спасибо, дорогая, — сказал он и сел.
Острая боль пронзила правое колено, а потом другого рода болезненные ощущения возникли в спине, в руках, во лбу.
— Внимание, — настойчиво твердил голос без малейшего изменения интонации.
Приподнявшись на локте, Уилл осмотрелся по сторонам и с изумлением увидел не серые обои и желтые шторы своей лондонской спальни, а поляну среди деревьев, их удлиненные тени и косые лучи встающего над лесом солнца.
— Внимание.
Почему она говорила все время: «Внимание»?
— Внимание, внимание, — талдычил голос упрямо.
Так странно, настолько бессмысленно.
— Молли? — окликнул он. — Молли?