О дивный Новый Свет!

– Лешенька, если тебе нужна моя помощь с твоим докладом, то где-нибудь через час после ужина, раньше не получится.

– Аль, давай я лучше начну, а завтра посмотрим вместе, что у меня получилось.

– Договорились!

– А Елизавету ты не видела?

– В последний раз в обед. Может, она у себя?

Я пошел к каюте, в которой жили Зинаида Михайловна с Лизой. Она мне рассказала, что эта каюта и соседняя – семейный блок, между ними есть дверь, которую можно открыть лишь с их стороны, а во второй каюте блока разместили детей.

Подходя, я услышал голос девочки:

– Ешь, Алеша, если хочешь, чтобы у тебя пиписька выросла, как у дяди, который нас спас.

И тут же гневный голос ее мамы:

– Нинель, я же тебе говорила тогда, не смотри на голого дядю. Если бы не он, мы бы все погибли, а ты…

Я покраснел, подумав, что, действительно, в Америке меня и за меньшее причислили бы к сексуальным маньякам. Я отошел минут на десять, а когда вернулся, постучался.

– Да-да, войдите.

Зинаида Михайловна как раз закрывала дверь за детьми. Увидев меня, она зарыдала и бросилась ко мне на шею.

– Сынок, спасибо, мы все обязаны тебе жизнью…

– Да ладно, не надо, я сделал лишь то, чему меня в детстве учили.

Но она все плакала, и лишь минут через пять немного успокоилась. Мы сели за стол. Зинаиде Михайловне и ее детям еду принесли прямо в каюту – в отличие от Лизы, она была все еще в шоке, и наши врачи решили, что лучше ей пока не выходить на публику.

Я впервые смог ее рассмотреть. Стройная женщина, красивое, хоть и заплаканное лицо, даже без косметики. Светлые волосы, заплетенные в косу, неплохая фигура, разве что чуть округлый животик. Она налила мне чаю из чайника и сказала:

– А Лизочки-то нет. Ушла к какой-то матушке Ольге, говорит, будет договариваться насчет работы по специальности. Угощайтесь, она скоро придет.

– Да нет, спасибо, Зинаида Михайловна, мы только что хорошо поели. А вот за чай спасибо.

– Никак не могу привыкнуть, что все здесь – не наше, даже еда. И что у нас больше нет своего дома.

– Не переживайте, Зинаида Михайловна, все будет хорошо. А и дом, и еда здесь общие – в том числе и ваши.

– Мы вообще-то из Севастополя. Муж был морским офицером, а я в порту бухгалтером работала. Степа мой погиб при первой же бомбежке, и мы с детьми остались одни. Потом и наш дом разбомбили, и мы перебрались к родственникам. А позавчера нас эвакуировали. Наш теплоход разбомбили немцы. Он начал тонуть, и тогда я взяла детей за руки, и прыгнула с ними в воду. Мы с Лизой, и еще две женщины, ухватились за какую-то шлюпку, а она взяла и перевернулась. Дальше – тьма… А потом вижу – мы держимся за шлюпку, и рядом – теплоход. А затем вы нас спасли, – и она снова обняла меня и зарыдала.

– Зинаида Михайловна, успокойтесь. Все плохое уже позади. Вы теперь с нами. Вам и вашим детям больше ничего не угрожает.

Тут я, конечно, подумал, что в данной ситуации «не все так однозначно», ведь мы и сами не знаем, что будет с нами если не завтра, то послезавтра. Но я ничего ей, понятно, говорить не стал, и вместо этого продолжил.

– И не надо меня на «вы» называть – зовите меня просто Лешей.

– А я Зина. Я ненамного старше вас… тебя. Мне всего лишь тридцать лет. Нинели девять, а маленькому Леше всего пять. И скоро, если Бог даст – ох, простите, я машинально – ведь мы, коммунисты, знаем, что Бога нет…

– Зина, а я вот верю в Бога. И, думаю, что почти все здесь верят. Именно Господь спас вас и ваших детей.

– А где мы?

Я подумал, стоит ли ей обо всем рассказывать, но потом все-таки решился, и сказал:

– Теплоход наш – из тысяча девятьсот девяносто второго года.

– То есть как это – из тысяча девятьсот девяносто второго?

– Зиночка, все мы непонятно каким образом очутились в далеком прошлом, в тысяча пятьсот девяносто девятом, у берегов Калифорнии. И мы, и вы.

Зина побледнела, а потом сказала:

– Как говорила моя мама, на все воля Божья. Значит, мой третий ребеночек родится в Америке. А Нинель и Лешу хорошо бы крестить, мы с мужем хотели, но так и не решились.

– Поговори с отцом Николаем. Я ему скажу, чтобы он к вам зашел. У него четверо детей, так что у Нинели и Леши будет, с кем поиграть.

– Леша, а чем война-то кончилась?

– Мы победили. Трудно было и долго, и очень много людей погибло. Но в тысяча девятьсот сорок пятом году Красная Армия взяла Берлин, и немцы капитулировали.

Зина снова заплакала, потом вытерла слезы и сказала:

– Значит, мой Степа не напрасно погиб.

Тут в дверь постучали, открылась дверь, и вошла Лиза со стопкой книг.

– Лешенька! – она бросила книги на свою тумбочку и обняла меня.

– А я тебя как раз искал. Пройдемся немного?

Лиза кивнула, и мы, распрощавшись с Зиной, пошли по коридору. Я открыл дверь своей каюты и вручил ей скромный букетик, собранный на острове, затем встал на одно колено, поцеловал ей руку, и сказал:

– Елизавета Максимова, будьте моей женой!

Та от неожиданности побледнела, но затем немного грустно улыбнулась:

– Лешенька, зачем я тебе? Ты же меня почти совсем не знаешь. Да и внешность у меня – ничего особенного, а дочка англичанина – такая красавица, и я видел, как она на тебя смотрела!