Далее, из драм г. Чехова устранен еще один жизненный элемент современной драмы: г. Чехов, как мы отмечали в прошлый раз, последовал примеру писателей восьмидесятых годов: он не остановил своего внимания на современных формах общественной и экономической борьбы за существование; он ограничился обрисовкой лишь тех проявлений человеческой жизни, которыми исключительно интересовались люди восьмидесятых годов; он заглянул лишь в моральный и психический мир современного «серенького» человека или, точнее, современного «серенького» буржуа.
Правда, замкнувшись в избранную ими область, он дал недосягаемые образы художественного творчества, он дал замечательно тонко выполненную картину «томления» и «гнилой» скуки буржуазного общества. Но, рисуя «сереньких» буржуа лишь в моменты томления и гнилой скуки, он не упомянул о других, не менее интересных и важных моментах жизни современного общества.
Он не показал, как живут современные люди вне сферы чисто салонных отношений, он не раскрыл нам всех тайн их рабочих кабинетов.
Вот почему его драмы далеки от третьего рода современных драм – от драм, в которых все действие сводится к столкновению общественно-экономических интересов и борьбе общественно-гражданских принципов и мотивов.
Взамен драмы характеров, драмы психологического развития, драмы общественно-гражданских мотивов, исходя из основных посылок своего художественного кругозора и своего миросозерцания, г. Чехов создал совершенно новый, оригинальный тип современной драмы.
В этой новой драме развитие действия совершенно остановилось. В этой драме интрига не играет никакой существенной роли.
Отдельные акты этой драмы не объединены друг с другом строго логической связью. Они не более, как отдельные эпизоды, как отдельные сцены из монотонного повествования об однообразной жизни серенького общества. И каждый такой эпизод и каждая такая сцена – повторение, с небольшими вариациями, предыдущего эпизода, предыдущей сцены.
Единственным фактором, который все-таки придает ряду отдельных эпизодов и сцен характер повествования, является время. «Бег» времени исполняет ту роль, которая некогда принадлежала действию.
Вглядитесь во внутреннюю структуру «Трех сестер», служащих наиболее ярким примером «новой» драмы, созданной г. Чеховым.
В течение всей пьесы герои только и делают, что повторяют друг друга и самих себя. И для того, чтобы несколько варьировать эти повторения, автор заставляет своих героев повторяться во времени, проводить их через различные эпохи их существования: между отдельными частями драмы протекают месяцы и годы. В продолжение первых трех актов «Трех сестер» мы свидетели многолетнего «хода» жизни изнывающих в томлении «гнилой скуки» героинь.
Чем же, спрашивается, заполняется эта многолетняя жизнь героев? Что составляет истинное содержание драмы, раз в ней выкинуто развитие внешнего и психологического действия?
Чеховские герои живут исключительно, с одной стороны, теми инстинктивными порывами к «новой» жизни, теми исканиями новизны, о которых мы выше упоминали. Пересмотрите внимательно реплики действующих лиц в «Трех сестрах»: все эти Тузенбахи, Вершинины, Ирины, Ольги, Маши, Андреи заняты, главным образом, мечтаниями то об идеальном труде, то о царстве всечеловеческого счастья, то о райской жизни в далекой столице. Подобные мечтания составляют настоящие Leitmotiv\'ы [43] чеховской драмы.
С другой стороны, жизнь чеховских героев проходит в смене различных стихийных настроений, порожденных гипнозом однообразного существования.
«Хорошая погода сегодня. Я не знаю, отчего у меня на душе так светло» [44] .
«Меня как-то все пугает сегодня» [45] .
«И у меня вдруг точно крылья выросли на душе, я повеселел, стало мне легко и опять захотелось работать, работать… Только вот вчера произошло что-то, какая-то тайна нависла надо мной» [46] .
«Не понимаю, отчего я испытываю такое беспокойство» [47] .
«У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… Златая цепь на дубе том… Ну, зачем я это говорю? Привязались ко мне эти фразы с самого утра» [48] .
Предчувствия, ничем не объяснимые странные делания, непонятное повышение или понижение чувства жизнеспособности, неизвестно почему навязывающиеся фразы и образы – таковы типичные симптомы стихийных настроений, овладевающих чеховскими героями.
В обрисовке подобных стихийных настроений, равным образом, как инстинктивных исканий «новой жизни», сказался ортодоксальный представитель восьмидесятых годов, последователь философии агностицизма. Он с особенной силой подчеркнул роль иррациональных элементов: для того, чтобы представить зрителям картину вполне стихийной жизни, он прибег даже к тому, что усилил значение сценической обстановки и сценических аксессуаров: обстановка явилась у него органическим элементом драмы, приобрела символический характер (вспомните, например, какую роль обстановка играет в третьем акте «Трех сестер», занятом описанием тревожной ночи во время пожара).