Тогда эйдмундовцы вытащили свои ладьи на берег и прилично их пристроили. Конунг Ярислейф повелел построить для них каменный дом и обить его (внутри) красным сукном; всё нужное было им доставляемо в исправности, из лучших его припасов. Они проводили всякий день с конунгом и господыней в большой радости и потехе. Но когда прожили долгое время в добром почитании, (вдруг) пришли письма от конунга Бурислейфа к конунгу Ярислейфу, в которых было сказано так, что он требует от конунга несколько деревень и торгов, примыкающих к его владению, изъясняя, что они удобны ему для сбора доходов. Конунг Ярислейф рассказал конунгу Эйдмунду о требовании брата. Тот отвечал: «Мало могу я о том судить; но от нас помощь готова, если вам угодно употребить ее. Необходимость повелевает кротко обходиться с братом, когда он поступает кротко; но если, как я предугадываю, он будет требовать более, получив это, тогда тебе самому (предстоит) избрать, хочешь ли отказаться или нет от своих владений, или пожелаешь держаться в них силой и предоставить оружию (решить распрю) с братом, ежели надеешься потом удержаться сам собой. Безопаснее было бы миролюбиво уступить ему то, чего он домогается; но многим покажется малодушным и не княжеским, если ты предпочтешь эту (меру); да и не знаю, зачем держишь здесь
Вникните в переговоры и в торг скандинавов с князем: нигде ни одним словом скандинавы не высказывают, что они пришли к родичам, в Славянскую Скандинавию, как назвал один русский сочинитель древнюю северную Славянию; нигде не видно одноплеменности старшин русского народа со скандинавами или рабства скандинавам урожденных руссо-славян, – как намекает Карамзин, как положительно-диктаторски объявляет Полевой; нигде скандинавы не называют себя варягами; все русские, говоря о них, именуют их
Исландцы подробно рассказывают битвы Ярослава с его братом Святополком; но между походами они все время проводили в праздном животоугодии, то есть пили, ели и роптали на замедление выдачи им условленной платы. Этими жалобами кончаются почти все последующие главы саги. Один Эйдмунд выказан всезнающим, всё предвидящим; но рассказ об убийстве ими Святополка столь украшен басней, вроде одной из басен «Тысячи и одной ночи», что рассказчики заверяют в своей способности прихвастнуть и украсить событие для выказывания смелости и удальства Эйдмунда и скандинавов.
Наконец норманнам надоела непривычная им постоянная жизнь, они почти силой вырвались из Новгорода, ушли на лодках же от Ярослава и передались к его брату Ярополку[42], которого стали подстрекать к войне с Ярославом, в этой смуте они выговорили себе в пожизненное владение Полоцк; но, кажется, недолго в нем удержались, когда пять человек, остаток шестисотной дружины, возвратились в Исландию – рассказывать свои подвиги в России.
Выше сказал я другое предание, что король Гадинг проникал до Полоцка, – не одно ли это и то же сказание? По словам Эйдмундовой саги, Эйдмунд вскоре умер, и Рагнар несколько времени владел Полоцком.
Вполне справедливо замечание г. Сенковского, высказанное в послесловии перевода Саги (Библиотека для чтения. Т. 2. С. 50): «Ежели бы где-либо, то в этой саге слово «варяги» Voerengaer vaeringiar долженствовало бы встречаться на каждой странице, ибо повествователи сами служили здесь в звании варягов, сами исполняли их должность. К удивлению, оно нигде не встречается, кажется им неизвестным, здесь и они сами себя, и другие в речах своих о них называют их не иначе как норманнами. Снорри упоминает о варягах, но они так назывались в Константинополе и состояли не из одних норманнов, а из людей разных северных народов. До 1040 года это слово, по-видимому, было неизвестно скандинавам»[43].